в форме динозавров, затем наклоняется ближе к экрану и тихо спрашивает:
– Ты в безопасности? Себастьен…
– Не беспокойся, у меня есть своя комната. На самом деле, целые апартаменты. Себастьен не маньяк.
Я действительно в этом не сомневаюсь. Хотя галерея полна картин с моими рассказами, Себастьен не похож на преследователя. Наоборот, он убегал от меня – и в «Ледяной выдре», и в «Книжной верфи». Я сама пошла искать его в порту, а потом появилась у него на пороге – среди ночи, без приглашения. Если кто-то из нас маньяк, то определенно не он.
– Зачем же тогда ты созвала экстренное семейное совещание? – спрашивает мама. – Из-за Меррика?
– С чего ты взяла? Почему из-за Меррика?
Кэти издает драматический стон.
– Твой бывший супруг безостановочно звонит мне – пытается с тобой связаться.
Я со стуком ставлю чашку на стол, расплескивая кофе.
– Он что, с ума сошел?
– Не волнуйся, я не беру трубку. Полагаю, он просто огорчен тем, что ты не отвечаешь. Ты же понимаешь, какое это оскорбление для Меррика Сауэра, если он звонит, а люди не бросаются немедленно выполнять его приказы.
– Он не имеет права тебя беспокоить!.. Извини, Кэти. Заблокируй его, ладно?
– Я последовала твоему примеру и изменила его имя у себя в контактах, – ухмыляется она. – Теперь там написано «Маленький член».
– Хорошо, что мой внук еще не умеет читать, – улыбается мама.
Наша веселость вмиг улетучивается, когда я вспоминаю, зачем созвала экстренный семейный совет.
– Помните, я вам сказала, что Себастьен похож на героя моих зарисовок? Так вот, все еще страннее.
– Все еще страннее! – восклицает Тревор, отрывая голову очередному динозавру из куриных наггетсов и пытаясь прикрепить хвост другого к шее.
Малыш злорадно хохочет, и мне хочется последовать его примеру. Кэти снисходительно смотрит на Тревора, затем быстро оборачивается ко мне.
– Куда уж страннее?
Я едва не начинаю рассказывать им, что приключилось со мной за день, начиная с того, как проболталась Себастьену о своих зарисовках, и заканчивая его паролем – днем бала у Капулетти и тайной художественной галереей со странно знакомыми мне картинами.
Но вовремя останавливаюсь, понимая, как все это выглядит со стороны: тридцатилетняя женщина внезапно уходит от мужа, сбегает на Аляску и начинает верить в свои прошлые жизни, реинкарнацию и многовековое проклятие.
Мама определенно вызовет Национальную гвардию, чтобы спасти меня от культа, в лапы которого я угодила. А Кэти потребует, чтобы ФБР арестовало Себастьена как главаря. Меррик был королем газлайтинга, и Кэти бесило, что он способен переписать любую историю и убедить меня, что его версия реальности правильна, а моя – ошибочна. Кэти не хочет, чтобы я ввязалась в еще одни запутанные отношения.
И хотя я не думаю, что Себастьен и Меррик – одного поля ягода, я не могу рассказать маме и сестре о Ромео с Джульеттой, о проклятии. Я даже сомневаюсь в том, что верю Себастьену и что видела картины, как будто написанные по моим рассказам.
– Эл, – напоминает о себе Кэти. – Ты говорила, что все стало еще более странным?
Самое странное для меня сейчас – необходимость хранить тайну. У меня никогда не было секретов от мамы и Кэти. Однако сейчас лучше промолчать, поэтому я лишь качаю головой и улыбаюсь.
– Не важно. Я… возможно, я нащупала нить, которая связывает все мои зарисовки.
– Замечательно, милая! – хлопает в ладоши мама. – И что это за нить?
– Подожди, попробую угадать, – с ухмылкой говорит Кэти. – Это Себастьен.
Она начинает смеяться, и мама к ней присоединяется.
Я притворяюсь, что мне тоже смешно, хотя предположение сестры слишком близко к истине. Когда я искала связующую нить для своих зарисовок, я ожидала чего-то вымышленного, а не настоящего, живого человека с настоящим, живым прошлым.
Тревор стучит по подносу, требуя, чтобы его сняли с высокого стульчика и отпустили смотреть «Улицу Сезам». Кэти протирает ему руки влажными салфетками и отпускает. Малыш убегает, и несколько секунд спустя из гостиной доносится голос Элмо.
– Ладно, – говорит Кэти, поворачиваясь к экрану. – Теперь ты наконец расскажешь нам, что связывает твои истории?
– Нет, – беззаботно отвечаю я, пытаясь увести разговор в сторону от темы, которую не хочу больше обсуждать. – Ты смеялась надо мной, не буду я тебе ничего рассказывать.
– О черт! Да ладно!
Я строго приподнимаю брови.
– А если серьезно, то я пока хотела бы оставить эту идею при себе. Она еще не созрела, и я побаиваюсь, что не смогу ее развить, если поделюсь с вами.
Мама кивает.
– У меня так с песнями, – говорит она и берет одну из гитар, которые расставлены по всему магазину. – Новая мелодия – это зародыш. Я должна какое-то время оберегать его от внешнего мира, пестовать в одиночку… Доверься своим чувствам, Элен. Держи нить при себе, пока не будешь готова.
Я киваю и делаю большой глоток кофе.
– Послушай, мам, у меня к тебе вопрос. Помнишь костюмы, которые ты шила для моей роли в «Ромео и Джульетте»?
– Конечно.
– Мне интересно… Где ты взяла идеи? Нашла в Интернете?
У меня трясутся руки, кофе расплескивается на телефон. Черт! Хватаю салфетку и вытираю брызги.
– А ты разве не помнишь? – говорит мама. – Ты сама описала, какими должны быть костюмы.
– Я?
Я потрясенно замираю, и жидкость с салфетки капает на телефон.
– Да. Цвета, ткани… все до мельчайших подробностей. Ты сказала, что они тебе приснились. Ты правда не помнишь?
– А, точно, – вру я, лихорадочно распахивая картотеки памяти и вываливая из них все содержимое, отчаянно пытаясь вспомнить. Что-то смутно припоминается, как очертания деревьев в густом тумане.
– Кстати, о костюмах, – говорит Кэти. – Я рассказывала вам о своем эпическом провале на шоу талантов для дошкольников?
Я благодарна, что она сменила тему. Кэти повествует о своих злоключениях при попытке организовать сценку для Тревора и его друзей, в которой участвовали динозавры, с тремя сменами костюмов, поскольку дети превращались из бронтозавров в велоцирапторов, а затем в птеродактилей.
Потом мама сообщает нам о благотворительном концерте, который организует совместно с другими магазинами народной музыки. Мой пульс успокаивается настолько, что я превращаюсь в нормального человека и могу наконец проверить, не пострадал ли от ирландского кофе телефон. К счастью, все в порядке, хотя он еще немного липкий и пахнет «Бейлисом».
Когда мы прощаемся, я почти спокойна.
Я еще несколько часов размышляю о проклятии. Звучит абсурдно? Не более абсурдно, чем придумать парня, а затем встретить его в баре. И Себастьен знает мои истории, которыми я никогда не делилась ни с кем, кроме мамы и Кэти.
