Машут деревья устало листвой,
Бури сильнее в чужой стороне.
Все удаляется дом мой родной,
Туже и туже пояс на мне.
В мыслях тоска, и не счесть моих слез,
Сердце — дорога, разбитая сотней колес.
Источник: "Юэфу", 1959
Жена Цзяо Чжэн-цина ("Павлины в вышине летят на юг...")
Павлины в вышине летят на юг,
Один из них кружит, кружит устало...
"В тринадцать лет я ткала лучший шелк,
В четырнадцать уже кроить умела,
В пятнадцать научилась я играть
На звучной двадцатитрехструнной цитре.
В шестнадцать я читала наизусть
Предания, поэмы и каноны,
В семнадцать стала вашею женой.
И вот живу я в скорби постоянной.
Чиновником в приказе служит муж,
И потому он в чувствах неизменен
И целомудренную жизнь ведет.
Но потому же часто оставляет
Меня одну, с ним редко вижусь я.
Поет петух, и я иду работать,
Как следует за ночь не отдохнув.
Хоть за три дня я пять кусков наткала,
А все ж свекровь за медленность корит.
Но я старалась, ткала очень быстро...
Да, трудно в вашем доме быть женой.
Не потерплю напрасных понуканий,
Придется вас покинуть навсегда.
Вы объяснить сумеете свекрови,
Что я должна оставить этот дом
И в прежнюю свою семью вернуться".
Примечания
В прозаическом предисловии к этой песне сказано: "В период Цзяньань (196-219 гг. н. э), когда правления династии Хань, в Люйцзянфу жена мелкого чиновника Цзяо Чжун-цина из рода Лю была изгнана свекровью из дома мужа и дала клятву никогда вторично не вступать в брак. Когда семья все же принудила ее к этому, она бросилась в реку и утонула. Чжун-цин узнал о ее смерти и повесился на дереве в своем дворе. Люди того времени сокрушались о них и сложили стихи".
* * *
Чиновник выслушал слова супруги
И матери поведал обо всем:
"Гаданьем по лицу мне предсказали
Ничтожную карьеру и судьбу,
Но счастлив тем я, что досталась в жены
Девица небывалой красоты.
Мы с юных лет постель делили с нею
И к Желтым водам в час один пойдем.
О вас печемся вместе два-три года
И только начинаем нашу жизнь.
Ответьте, в чем моя жена виновна,
Чем заслужила вашу неприязнь?"
Сказала мать чиновнику приказа:
"Обидчива, мой сын, твоя жена!
У ней нет целомудрия устоев,
И самоволья слишком много в ней.
Я долго-долго гнев в груди скрывала,
Но без меня ты справиться не смог!
В семье восточной есть одна девица,
Что красотой, умом — как Цинь Ло-фу.
Любви достойна, внешность несравненна,
Я там уже замолвила словцо.
Теперь прогнать нам нужно поскорее
Твою жену — пускай домой идет!"
Чиновник поклонился, но смиренно
И робко матери в ответ сказал:
"Но если мы жену сейчас прогоним,
Клянусь, вовеки вновь я не женюсь!"
А мать, услышав возраженье сына,
По креслу палкой в сильном гневе бьет:
"Ничтожный сын почтения не знает,
Решился словом помогать жене!
Я потеряла к ней расположенье
И не позволю ей остаться здесь!"
Примечания
В семье восточной... — т. е. в семье, живущей в восточной части поселения (обычно в этой части селились самые знатные и богатые семьи.)
* * *
Чиновник кланяется ей безмолвно
И возвращается к себе в покой.
Он разговор с женою начинает,
Но в горле ком мешает говорить:
"Я сам тебя из дома не прогнал бы,
Но принуждает матушка меня.
Ты возвратись в свою семью на время,
Как я на время ухожу в приказ.
Недолго ты одна пробудешь дома:
Уладим все и будем вместе жить!
Теперь придется потерпеть немного,
Прошу тебя исполнить мой совет".
Ему жена-красавица сказала:
"К чему опять запутывать меня!
В луне одиннадцатой дом покинув,
Вошла когда-то я в твой знатный двор.
Старалась быть в согласье со свекровью
И самовольно не решалась жить.
Трудилась честно днем и даже ночью
И в горечи своих трудов жила.
Не совершала никаких проступков,
Ухаживала честно за свекровью,
Имела я ее расположенье.
И если все же выгонят меня,
То можно ль говорить о возвращенье?
Есть куртка вышитая у меня,
На пей сверкают нити золотые.
Из красной ткани брачный полог мой,
А по углам курятся благовонья.
Шесть-семь * десятков сундуков моих
С резным орнаментом слоновой кости
Повиты пестрой шелковой тесьмой.
Различнейшие вещи в них хранятся,
Различное имущество лежит.
У недостойной вещи очень грубы,
И мало их для будущей жены,
Однако вы их все же подарите.
Не будет впредь у нас сердечных встреч.
Я вам желаю мира и покоя,
Желаю нам друг друга не забыть!"
Примечания
Шесть-семь — характерный для юэфу прием неопределенности счета.
* * *
Пропел петух, вот-вот рассвет наступит,
Жена встает, спешит застлать постель,
Расшитую одежду надевает,
Встречая утра раннего приход.
Обула ноги в шелковые туфли,
Прическу сделала, в нее воткнув
Сверкающие яшмовые гребни.
Одела стан в блестящий белый шелк
И вдела серьги ясные, как луны.
Похожи белые персты ее
На белый лук, очищенный от шкурки.
Алеют, как рубин, ее уста,
Ступает деликатно, осторожно.
Нет в мире равных ей по красоте!
Идет она проститься со свекровью,
Та слушает, но гневом вся полна:
"Когда была я маленьким ребенком,
То в отдаленной местности росла,
Не получая нужных наставлений.
Стыжусь: в такой прославленной семье
Не пара я для знатного потомка!
Имела много свадебных даров,
Но не могу сносить я притеснений.
Сегодня навсегда уйду домой
И вашу доброту ко мне запомню!"
Идет
