уютном гнёздышке, так это моего дракона. Но, увы, свободное место в карете было занято Тойсом.
Мальчишку я успела поймать как раз в тот момент, когда он забирался на крышу. В латаном полушубке и с неизменно голой шеей, больше похожий на замёрзшего воробушка, чем на пацанёнка.
– Тойс! Слезай, немедленно! Поедешь рядом со мной.
– Как можно, госпожа хорошая?!
– Всё можно, если велю.
На это мальчонке возразить было нечего, и он, заметно робея, присел на самый краешек бархатного диванчика. Впрочем, робости надолго не хватило – бойкий характер быстро взял верх, и уже черед десять минут Тойс вертелся на сиденье, пытаясь смотреть во все стороны сразу и пощупать даже то, что явно находилось вне пределов его досягаемости.
В деревне царила суматоха, и наш приезд заметили не сразу.
– В чём дело? – рявкнул Эйнар, буквально за шиворот вытащив щуплого мужичонку, едва не влетевшего под копыта лошадям. – Что тут творится?
– Так… Это… Лёд рубим, как вы приказали.
– Я приказал?
– А разве не приказывали? – насторожился мужик.
Дракон глухо ругнулся и, выпустив потёртый воротник, позвал старосту.
Оказалось, что Эйнар вчера лишь упомянул, что хочет взглянуть на реку, а староста, стремясь загладить вину в истории со своей племянницей и бедной вдовой, решил угодить господину. Вот со вчерашнего вечера лёд и рубят.
– И ночью рубили? – холодно спросил Эйнар вертлявого толстяка.
– А как же, ваша светлость. Факелы запалили и…
– А если бы кто-то под лёд ушёл в темноте?
– Так мужички верёвками обвязались, ваша светлость, – изогнулся в угодливом поклоне староста.
– А ты почему не обвязался?
Предостережения в голосе хозяина мужик не уловил, а потому с охотой ответил:
– А мне зачем? Я отсюда смотрел, с бережка.
– С бережка, значит… – мрачно повторил Эйнар, глядя на узкую щель во льду, которую уже успели проколупать. До воды народ пока не добрался, но трещин вокруг хватало. И ухнуть в невидимую бездну можно было в любой момент.
– Там и дети носятся, – вставила я, указав на мелькающие то тут, то там спины вездесущих мальчишек. – Может, без рыбы обойдёмся? Такими темпами лишь к весне прорубят.
– До весны ждать не будем. Староста! Всех со льда долой, чтоб ни души там через пять минут не было. А лучше и на берегу всех разгоните. Нечего глазеть. Ещё посечёт кого искрами или горячим паром.
Я почувствовала, как меня осторожно тянут за рукав, и опустила взгляд. Рядом стоял Тойс.
– М-м-м… Госпожа… Простите, госпожа… Но можно мне… сказать?
– Говори.
– Простите, госпожа… – он явно смущался, но всё же довёл свою мысль до конца. – Но наши пролезут.
– Пролезут?
– Ага. Не удержат их мужики. Да и держать не станут. На кой им? Простите, госпожа.
– Ах, вот оно что, – сообразила я, вспомнив собственное детство. Нас тоже удержать мало что могло. – Молодец, что сказал. А как насчёт гостинцев? – Я указала на привязанную к карете корзину. – Гостинцы удержат?
– Гостинцы удержат, – просиял мальчишка и рванул прочь.
– Только сам никуда не влезь! – крикнула я ему вслед.
Он только закивал на бегу. А мне на плечо вдруг легла тяжёлая рука. Я вздрогнула и оглянулась.
– Спасибо, – Эйнар не смотрел на меня, но чувствовалось, что обращается он только ко мне. – О детях я не подумал. Эти сорванцы действительно заберутся в любую щель.
– Это не я. Это Тойс подсказал.
– И с гостинцами тоже Тойс подсказал? Удивительно, но с каждым днём вы всё сильнее превращаетесь в любимую госпожу, – он махнул рукой в сторону поселян. – Они вам верят.
– А вы? – не сумела сдержаться я. – Вы мне верите?
– Я? – Эйнар помолчал немного, но всё-таки ответил искренне. – Я очень хочу верить.
Хочет, но пока не верит или не решается поверить… Эйнар коснулся губами кончиков моих пальцев в привычном поцелуе и направился к берегу. А я вернулась к карете.
Там уже собралась стайка детей, с любопытством вытягивающая шеи в сторону реки. Пришлось срочно раздавать яблоки, хлеб и мясо. Я так увлеклась, что лишь дружный изумленный возглас подсказал, что Эйнар превратился в дракона.
На этот раз муж не стал ворочать тяжести. Вместо этого он развернулся к воде, снеся хвостом какой-то несчастный заборчик, и несколько раз выдохнул яркое жаркое пламя. От берега почти до середины реки протянулась широкая полынья. Дети взвизгнули.
Дракон ещё несколько раз полыхнул огнём, словно заглаживая края, и вновь превратился в человека.
– Тот, кто полезет к воде, гостинцев больше не получит, – строго напомнила я, перекрикивая детский гвалт. – Как и подарков на Новогодие.
– Подарков? Каких подарков? – река оказалась мгновенно забыта, и на меня уставились десятки глаз.
– На праздник. Как у вас начало нового года празднуют?
Ребятня смотрела с недоумением.
– А вы… вы сами разве не знаете? – тихонько спросил кто-то.
И тут же получил подзатыльник от Тойса.
– Эх, ты! – с долей превосходства заявил он. – Госпожа милость оказывает – спрашивает! А вы пялитесь, как бараны! Или думаете, что лорды так же, как мы, снежками друг другу в лоб забубонят и спать идут?!
– А! Ну да! Простите, госпожа хорошая! – зазвучало со всех сторон.
Представив, что сказал бы Эйнар, вздумай милая супруга запустить ему в лицо комком снега, я невольно усмехнулась – бедолага дракон полинял бы на месте.
– Так как у вас празднуют? – повторила я. – Неужели только снегом бросаются?
– Сейчас я всё обскажу, миледи, – с достоинством выступил вперёд Тойс. – По первости – верхнее солнце встречают. Как оно заберётся на самый верх, так всяк в самое красивое нарядится и на площадь идёт, оттуда богам люд лучше всего видать. Там плошать нельзя: веселись, пляши, песни пой, глядишь, заметят светлые боги, одарят чем. А как солнце на убыль пойдёт, значит, боги спать ложатся, можно расходиться. Но мы-то хитрые! Когда боги спят, и взрослые по домам отправились, мы проверять начинаем, кого одарили, а кого нет: сходимся на снежный бой! Кто к первой звезде с целой мордой останется, тот и главный до летнего солнцестояния. Значит, любят его светлые боги – подсобили.
– Понятно, – протянула я. На краю сознания мелькали какие-то смутные, но пока не оформившиеся идеи. – И что, каждый поёт, кто во что горазд?
– А то как же! – важно кивнул Тойс. – Всяк до бога докричаться хочет.
– Только не слышат нас боги, – шмыгнула носом какая-то тощая девчонка с тремя смешными косичками.
– А может, слышат, только разобрать не могут, если каждый своё орёт. Вот вы тут гомонили – сами себя не слышали, не то что друг друга.
Дети переглянулись.
– А как иначе? – неуверенно спросил кто-то.
– А
