командировкой в прошлое.
— А может, у них и есть-то нечего, вот они и не останавливаются, — подал голос Витя, который неотлучно наблюдал за положением русского штаба.
— Вы еще пожалейте их! — сказала я, не скрывая досады, — в конце концов никто не звал французов в Россию. Сидели бы у себя на Лазурном берегу и грелись на солнышке. Так нет же, захотелось им получить ключи от Москвы — вот и получили!
Солнце уже успело склониться за горизонт и занялась скупая ноябрьская заря, предвещая крепнущий мороз, когда авангард французского войска остановился неподалеку сожженной деревни Корытня, расположенной приблизительно на полпути к Красному.
Началось хаотическое движение гвардейцев, и нам с трудом удавалось следить за местом расположения императора. Но нет, он никуда не делся, толкался себе от одной группы ветеранов к другой.
Мы с любопытством разглядывали, как французы располагаются на бивуак. Многие рыскали по развалинам деревеньки в поисках чего-нибудь съестного, другие отправились в соседние рощицы нарубить хвороста и собрать сухого валежника. Некоторые забирались и того дальше, в надежде набрести на уцелевшее жилье и поживиться чем-то более существенным.
Несколько таких смельчаков добрались даже до нашего лагеря. Мы уже приготовились было поумерить их пыл с помощью нашего «Успокоителя», но они, как будто почувствовали подстерегающую опасность, собрались в кучку, посовещались о чем-то вполголоса и повернули обратно.
Все это мы прекрасно разглядели с помощью наших крылатых помощников, своевременно перешедших на «ночное видение».
Мы что-то не заметили активности интендантских служб по обеспечению даже императорской гвардии. Разумеется, говорить о снабжении прочих родов войск и вовсе не приходилось. После крайне скудного ужина, который для многих заменял не только обед, но и завтрак, гвардейцы принялись устраиваться на ночлег.
Французы разводили большие костры и укладывались вокруг них ногами к огню, а головами наружу в виде своеобразной «ромашки». Причем ложились прямо в снег, практически ничего не подстелив под себя.
— Вот странно, — опять подал голос Фролов, выросший в Сибири, — им что, лень нарубить елового лапника у дороги? И спали бы тогда себе спокойно, а не примерзали волосами к снегу.
— Наверное, они не привыкли к хвойным породам, — ответила я, — ведь на равнинной Франции преобладают широколиственные леса, или потому, что находятся уже в степени крайнего истощения и заготавливать лапник у них просто нет сил.
Мы выждали еще пару часов, пока всякое движение французов не прекратилось, сели на свой верный снегоход и помчались к неприятельскому лагерю. Начиналась самая опасная часть нашего мероприятия.
Впрочем, говорить об отчаянной смелости не приходится. Конечно, определенная опасность, вызванная какой-нибудь случайностью, разумеется была. Ну, например, если бы нам пришлось вступить в бой с сотней поднятых по тревоге французских гренадеров. Но они валялись в снегу смертельно усталые и изможденные.
Мы шли по вражескому лагерю, ведомые безотказным ручным навигатором, в респираторах, практически не видимые для посторонних глаз, да и не было этих посторонних глаз. Спали все поголовно, включая постовых и дежурных, ответственных за поддержание костра. Спали все мертвецким сном, и для многих это уже не было преувеличением.
Так мы добрались до одной из немногих палаток в этом лагере, в которой, мы знали это точно, спал сам великий император. Оставив Гену на страже, мы с Витей на четвереньках вползли в палатку. Оказывается, у Бонапарта была не только персональная палатка, но и личный спальный мешок, большая редкость по тем временам.
Он спал, солидно похрапывая, по самые плечи погрузившись в спальный мешок. Торчала только голова, и она была … в женском чепце. Мы с Витей так и застыли от удивления. И пришлось включить фонарик, чтобы в луче яркого света убедиться, что перед нами действительно Бонапарт.
Правда предварительно воспользовались «Успокоителем», чтобы не дай бог, не потревожить чуткий сон монарха. А так, по крайней мере, один час Бонапарт проспит с гарантией.
— Екатерина Ивановна, — спросил астроном, — как мы его будем паковать, с чепчиком или без?
— Давай с чепчиком, Витя, — ответила я, — а треуголку императорскую я так захвачу, на всякий случай.
Сказано — сделано. Вытряхнул Коваленко аккуратно императора из спального мешка, тот только промычал что-то недовольно, но, разумеется, не проснулся. Взял его под мышку и понес, хоть было в императоре добрых кило под восемьдесят. Витя только крякнул, но справился, разумеется с помощью экзоскелета. За палаткой его поджидал Гена, и они понесли Бонапарта уже вдвоем, а я прокладывала им путь до снегохода и, на всякий случай, держала наготове «Успокоитель».
Однако все было тихо. Никто даже и не заметил пропажи Наполеона. Одну часть работы мы выполнили. Теперь нужно было кратчайшим путем доставить нашего высокопоставленного пленника в ставку Кутузова.
Сначала нужно было без помех пересечь тракт, по которому, несмотря на позднее время, могли двигаться не только отдельные ездоки, но и целые отряды войск, как наших, так и французских. Мы быстро справились с этой задачей благодаря системе навигации и нашим воздушным помощникам.
Затем кратчайшим путем понеслись к деревне Юрлово, где в самой большой избе и расположился штаб Кутузова. В саму деревню мы решили на снегоходе не заезжать, а остановиться за околицей, в небольшой березовой рощице, и оттуда уж добираться до ставки пешком. Благо, расстояния были совсем небольшие, да и сама деревенька была, можно сказать, крохотная.
Заехав в рощицу, мы переоделись. Ведь не гоже было являться перед глазами фельдмаршала в маскировочной амуниции и с разного рода «прибамбасами», выдающими нашу принадлежность к совсем другому времени.
Нужно сказать, к тому, что следует надеть к свиданию с нашим знаменитым предком, мы готовились с особой тщательностью. Так для Коваленко, учитывая его внешность и южный мягкий говорок, была сшита форма хорунжего казачьих войск. Гене Фролову понравился мундир поручика Преображенского полка.
А я очень долго выбирала себе одежду. Задача состояла в том, чтобы никто не мог усомниться в благородном происхождении хозяйки моего наряда и нас беспрекословно пропустили ли бы к фельдмаршалу.
Все время нашей поездки на снегоходе император мирно похрапывал на заднем сиденье, пристегнутый ремнем безопасности. Только иногда, когда он излишне наклонялся к сидевшему рядом с ним Вите, чистюля Коваленко, брезгливо морщившийся от шедшего от монарха запаха немытого тела и грязной одежды, давал ему локтем под дых. И тогда Бонапарт послушно склонялся в другую сторону.
В отличие от астронома, мне и дела не было до того, какой запах исходил от Бонапарта. Я, можно сказать, впервые осознала, что сейчас со мной связаны события, которые могут изменить мировую историю. Что может ожидать французского императора в плену? Как трансформируются события под
