Потому что не старается понравиться кому-либо специально, оттого привораживает всех ещё сильней. В том числе и урода-Агеева.
У огромной конюшни наш куратор жмёт руку забавному, немного пузатому мужику в ковбойской шляпе и поворачивается к нам:
— Знакомитесь, это Эдуард Кириллович, он заведует конюшней и лошадьми, и он расскажет вам о том, чем вам предстоит заниматься до самого обеда и после него. В наказание. Эдуард Кириллович, — комично касается пальцами несуществующей шляпы куратор и ведёт рукой в нашу сторону: — Они ваши...
Я едва сдерживаю себя от хохота, и, судя по плотно сжатым губам Евы, она тоже.
Наш куратор уходит, а старик обводит нас всех весёлым взглядом и, смешно подпрыгнув при развороте, зазывает за собой:
— Вперёд, мои маленькие ковбои!
Конечно же, тут мы уже не в силах сдержатся — тихо прыскаем от смеха.
Наша тройка заходит под крышу конюшни, и я обращаю внимание, что на стене справа на гвоздях висят подобные стариковской шляпы.
— Эдуард Кириллович? — окликаю я конюха и указываю рукой на стену. — Можно?
— Обязательно, ребятки! — снова он смешно подпрыгивает на месте. — Обязательно!
От стены я отхожу с двумя шляпами: для себя и Евы. Она хохочет, когда я одеваю одну на неё, а вторую на себя:
— Мне идёт?
— Очень! А мне?
— Словно рождена носить ковбойские шляпы, — широко улыбаясь, киваю я.
— Иди ты! — порозовев, пихает она меня в плечо кулаком.
— Вы достали уже, любовнички! — проходя мимо, бросает Агеев.
Ловлю его за шкирку и предлагаю ему на полном серьёзе:
— Впредь завидуй молча, а то тоже уже достал.
Выпускаю его, обнимаю Еву рукой за плечи и направляю нас дальше.
— Вот об этом я и говорила, — ворчит девчонка. — Все вокруг будут думать, что мы не просто друзья.
— И?
Ева поднимает лицо на меня, вглядывается в мои глаза пару секунд и, отвернувшись, скидывает мою руку с плеч:
— Найди себе другую игрушку, Никит.
Игрушку?
Я не успеваю спросить вслух, что она имеет ввиду, потому что старик останавливается у трёх тачек с инструментами в них и, подпрыгнув, разворачивается к нам.
— Вы будете чистить денники! — сообщает он так, словно предлагает нам полетать на воздушном шаре: радостно и воодушевлённо. — Вот эти вилы, — подхватывает он в руки черенок с зубчатой полукоробкой на конце, — помогут вам убрать навоз и опилки с мочой. Такие места не трудно увидеть: опилки будут отличаться по цвету. А обычные вилы, — вытаскивает он из тачки второй инструмент, — пригодятся вам уже в конце. Ими будет удобно перебирать опилки, чтобы отыскать зарытый клад, скажем так.
Конюх басисто смеётся над собственной шуткой, складывает вилы обратно в тачку и махает нам рукой на них:
— Ну, налетай, мои маленькие ковбои!
Ева молча проходит к одной из тачек, подхватывает её за ручки и катит к ближайшему деннику.
— Ай, молодца! — комментирует конюх.
— Вы хотите сказать, что нам придётся чистить всё-всё эти ваши денники? — брезгливо кривит рот Агеев. — Их же тут не меньше сотни!
— Меньше, мой мальчик, меньше, — часто кивает Эдуард Кириллович. — И у вас в запасе целый день! Уйма времени, уйма!
— Теперь будешь думать, прежде чем психовать, — усмехаюсь я, толкая Агеева плечом, когда прохожу мимо.
Я выбираю денник рядом с Евиным, и около часа мы работаем, не разгибая спин, под надзором конюха. В принципе, ничего сложно делать нам не приходится — уверен, что за стойлами приглядывают и получше нас, убирая их по нескольку раз в день. Отец тоже заставляет своего работника часто убирать стойла, говорит, что его лошади не должны дышать аммиаком. Хоть в чём-то мы с ним согласны. Ещё через час конюх, видимо поняв, что нам можно доверять, уходит по своим делам, предупредив, чтобы мы не лезли к занятым лошадьми денникам.
Вот тогда-то меня и посещает гениальная идея.
Я дожидаюсь, когда конюх скроется за выходом из конюшни и иду искать сбруйную**. Нахожу я её недалеко от стены с ковбойскими шляпами. Беру всё, что мне пригодится, и возвращаюсь к деннику с конём, которого сам кормил на перерыве сахаром. Он мне сразу показался спокойным и послушным. Захожу к нему и начинаю его осёдлывать. В коне я не ошибся — парень мирно стерпел все мои приготовления. Открываю калитку, вывожу его из стойла и запрыгиваю сверху.
Веду коня к деннику, в котором, не поднимая головы, трудится Ева, встречаю по дороге недоумённый взгляд Агеева и, достигнув цели, торможу:
— Принца на серо-белом коне вызывали?
Ева разворачивается ко мне, хмурится, а когда видит всю картину целиком, широко распахивает глаза:
— Ты с ума сошёл?
Я улыбаюсь и протягиваю к ней руку:
— Я знаю, что ты мечтаешь со мной прокатиться.
— А я теперь знаю, — влезает Агеев, усмехаясь, — что ты отбитый на всю голову.
Не обращаю на него внимания, ожидая ответа Евы. Она коротко смотрит на Агеева и снова на меня. Закусывает нижнюю губу в нерешительности, а мёд глаз начинает искрить огоньками желания.
— Ты мелкая, так что нам обоим будет удобно, не переживай, — подбадриваю я её.
— Но... нам же влетит!
— Я говорил, что ты смелая? — деланно хмурюсь я. — Видимо, ошибся, да?
— Какой же ты...
— Непревзойдённый?
— Дурацкий! — не сдерживает она улыбку, обхватывая мою ладонь своими пальцами.
Кивнув, я освобождаю стремя для её ноги и аккуратно тяну девчонку вверх, к себе. Ева юркая и гибкая, потому без видимых усилий усаживается в седло впереди меня и замирает, с силой стискивая пальцами мои бёдра.
— Мне страшно, — едва слышный выдох.
— Со мной тебе нечего бояться, — легонько дергаю я поводья, отравляя коня в путь.
Ева, вздрогнув, сильнее вжимается в мою грудь и шепчет:
— Это меня и пугает...
Слова, явно не предназначенные для моих ушей, но я их слышу.
____________
*Варóк. 1. с.-х., рег.
