не удерживать, злодейски истребляют ценных животных, птиц, рыб…
Чтобы всего этого не было, необходимо насаждать лесные полезащитные полосы, очищать сточные воды, запрещать на время или даже насовсем охоту на некоторых зверей… Об этом люди теперь очень заботятся. А самые лучшие свои леса, горы и степи объявляют заповедниками, где ничего не разрешают строить и категорически запрещают не только охоту, но не позволяют даже рвать цветы. Человеку в заповедниках всё нельзя. Зато зверям там всё можно. И они там живут на приволье, в нормальных для них условиях.
В Советском Союзе несколько десятков таких заповедников в самых красивых и интересных местах от Ледовитого океана до пустынь Средней Азии. В полярных заповедниках охраняются ценные звери и птицы севера. В умеренном поясе — такие, ставшие уже редкими животные, как бобры, соболя и лоси. На Дальнем Востоке — уссурийские тигры, изюбри, пятнистые олени. В Средней Азии — дикие ослы-куланы и некоторые виды антилоп. В Беловежской пуще, на Кавказе и возле Серпухова — зубры. На берегах Каспийского моря — птицы…
Владимир Ильич Ленин очень заботился об охране природы. Ещё в то время, когда шла гражданская война и повсюду была разруха, он подписал закон о создании заповедников. Особенно Владимир Ильич ненавидел браконьеров. Он ненавидел их ещё больше, может быть, чем буржуев.
Охранять природу нужно не только в заповедниках. Её нужно охранять повсюду. Вот почему Ленка, Генка и я записались в отряд, который называется «Зелёный патруль». И где бы мы теперь ни были, мы будем ловить браконьеров, охранять зелёные насаждения, беречь леса и реки, смотреть, чтобы никто не разорял птичьи гнёзда и не причинял вреда диким животным.
58. Австрийский учёный Карл Фриш, изучавший жизнь пчёл, сделал потрясающее открытие. Он доказывал, что пчёлы сообщают друг другу, в какой стороне и на каком расстоянии они находят медоносные цветы. Только сообщают не жужжанием, а… танцем. И приглашают других пчёл лететь туда же…
Нашедшая медоносы пчела танцует на сотах. То покружится на одном месте, то пробежится прямо, то выделывает восьмёрки и вихляет брюшком. Иногда танец медленный, иногда быстрый. А другие пчёлы смотрят и всё понимают… И Карл Фриш тоже научился понимать, да так здорово, что безошибочно мог наперёд указать, куда полетят теперь пчёлы, наблюдавшие танец пчелы-разведчицы!..
— Интересно, — сказал Генка, — если перемешать в одном улье разных пчёл, например, рязанских и австралийских, поймут они друг друга, или нет?
— Я точно не знаю, — сказал А. П., — но, вероятно, такие опыты производились. Полагаю, однако, что австралийские переселенцы поначалу танцевали бы в противоположную сторону. Потому что ориентиром им служит солнце, а, как известно, Австралия находится в Южном полушарии Земли… Зато пчёлы из Северной Америки наших бы сразу поняли.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
в которой досказывается то, что было недосказано в четырнадцатой, описывается поразительное пресмыкающееся и производится обмен — два гориллёнка за один ботинок
На рассвете следующего дня, выступая в поход на гору Бугаламиза, мы выглядели, прямо скажу, неважно. Сеггридж шутил, что в таком виде в гости не ходят, даже к гориллам.
Меньше всех была изукрашена Нкале. Как только пчёлы начали жалить, она взлетела повыше, туда, где они её не трогали. Оттуда она командовала:
— Смелее, мальчики! Если вы отступитесь, Касиула перестанет вас уважать! Кроме того, я люблю мёд. Он полезный и сладкий!
Каген грозил ей кулаком. Говорить он не мог — от пчелиных укусов у него распухли губы. Впрочем, у меня тоже…
Самым удивительным было то, что пчёлы совсем не жалили Касиулу. Даже, когда он взобрался на дерево и до самого плеча запустил свою голую руку в дупло с диким ульем, они почему-то атаковали не его, а нас!
Спустившись с дерева, маленький охотник радостно протянул нам жёлтые душистые соты, полные густого золотистого мёда и белых личинок. Мы что-то промычали в ответ. Тут только он заметил наш вид. Как он был огорчен, вы бы видели!.. Жалобно вздыхая, он немедленно принялся смазывать нам лица, шеи и руки мёдом и, как это ни странно, пчёлы сразу же перестали нас жалить, а боль немного утихла…
Когда мы отлетели на достаточно безопасное расстояние, Нкале присоединилась к нам. Счастливая улыбка, озарившая лицо Касиулы, при виде того, с каким удовольствием Нкале на лету уплетает добытый им мёд, заставила нас несколько примириться с личными неприятностями.
Всю ночь нам делали примочки, ставили градусники и давали лекарства… А на рассвете мы пошли к гориллам.
Покинув плантацию хинных деревьев и миновав окраину находившейся по-соседству банановой плантации, где под гигантскими, походящими на зелёные флаги листьями, с толстых стеблей свисали громадные жёлто-зелёные гроздья сладких, ароматных плодов, мы пересекли болото и начали подъём в гору. Каменистый склон был очень крутым. Размахивая тяжёлыми железными секачами, которые африканцы называют «мгусу», мы прорубались сквозь непроходимые заросли шиповника, папоротников, крапивы и бамбука, воевали с лианами, проползали под стволами упавших деревьев. С каждым шагом дорога делалась всё труднее. Ползучие растения путались у нас в ногах. Лёгкие магнитофоны, бесшумные ружья, кино и фотокамеры, которые мы несли с собой, постепенно становились всё тяжелее. Только пигмеи, казалось, нисколько не устали. Они специально замедляли шаг, чтобы мы не отставали от них, ловко проскальзывали между переплетённых лианами ветвей и, словно играя, преодолевали крутизну. Но они не играли. Всё их внимание было напряжено, лица выражали величайшую озабоченность. Иногда они вдруг останавливались и начинали совещаться между собой, рассматривая не видимые нами следы. После одной из таких остановок Касиула велел трём пигмеям перейти назад и занять место в хвосте отряда.
— Они обнаружили следы горилл, — тихо объяснил нам Рам Чаран. — Теперь нужно быть начеку. Гориллы имеют дурную привычку — прятаться в зарослях, пропускать мимо себя отряд, а потом бесшумно бросаться на последнего. Когда их преследуют, они нередко уходят вперёд, пробираются окружным путём к
