окружению Миллера стало ясно, что он пропал, Кусонский вскрыл конверт, в котором оказалась записка:
«У меня сегодня в 12 час. 30 мин. дня встреча с генералом Скоблиным на углу улицы Жасмен и Раффе. Он должен везти меня на свидание с немецким офицером, военным агентом в прибалтийских странах, — полковником Штроманом и с господином Вернером, состоящим здесь при посольстве. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устроено по инициативе Скоблина. Может быть, это ловушка, на всякий случай оставляю эту записку.
Генерал Е. Миллер.
22 сентября 1937 г.».
Кусонский немедленно предпринял собственное расследование. Опасаясь разоблачения и ареста, Скоблин вынужден был скрыться. Помог ему Сергей Третьяков, укрывший генерала в своей квартире. Принятые полицией меры по его розыску результата не дали. Генерал был нелегально переправлен парижской резидентурой на специально зафрахтованном самолёте в Испанию. По имеющимся сведениям, он погиб в Барселоне при бомбёжке франкистской авиацией. Плевицкая была арестована как соучастница похищения Миллера и осуждена парижским судом к двадцати годам каторжных работ. 5 октября 1940 года она скончалась в Центральной тюрьме города Ренн.
Сергей Третьяков продолжал сотрудничать с советской разведкой до оккупации гитлеровской Германией Франции. В августе 1942 года фашистская газета «Локаль-анцайгер» и эмигрантская газета «Новое слово» опубликовали сообщение о том, что Третьяков арестован гестапо. В 1944 году его казнили как резидента советской разведки в Париже.
Похищение Миллера и тайная переправка его в Москву связывались в первую очередь с организацией широкомасштабного судебного процесса над ним. Этот процесс призван был разоблачить связи белогвардейцев с нацистами. Миллер был доставлен во внутреннюю тюрьму НКВД на Лубянке, где содержался как заключенный № 110 под именем Петра Васильевича Иванова до мая 1939 года. Однако к тому времени уже явственно чувствовалось приближение новой мировой войны. К маю 1939 года Германия не только совершила аншлюс Австрии, Судетской области, но и полностью оккупировала Чехословакию, несмотря на гарантии её безопасности со стороны Англии и Франции. Разведка НКВД располагала информацией о том, что следующей целью Гитлера будет Польша.
11 мая 1939 года нарком внутренних дел Берия подписал распоряжение о расстреле экс-председателя РОВС, осуждённого Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания. В 23 часа 05 минут того же дня приговор был приведён в исполнение.
После похищения Миллера руководителем РОВС стал генерал Абрамов, которого через год сменил генерал Шатилов. Никому из них не удалось сохранить РОВС как дееспособную и активную организацию и её авторитет в белой эмиграции.
Специальные операции советской внешней разведки, связанные с нейтрализацией руководителей Русского общевоинского союза А. П. Кутепова и Е. К. Миллера, в которых активное участие принимали сотрудники Особой группы Серебрянского и он лично, имели огромное военно-политическое значение и позволили дезорганизовать работу РОВС. И хотя окончательно Русский общевоинский союз как военная организация прекратил свое существование с началом Второй мировой войны, спецоперации СГОН и ИНО сорвали его стратегическую задачу по подготовке кадров для развёртывания в тылу Красной армии диверсионных действий в случае войны с СССР. Дезорганизовав и разложив РОВС, советская внешняя разведка лишила гитлеровскую Германию и её союзников возможности активно использовать в войне против СССР около двадцати тысяч членов этой антисоветской белогвардейской организации.
«Яков Серебрянский»
Приказ, полученный Коротковым в конце 1937 года, обязывал его осуществить операцию не разведывательную, но именно боевую, для чего в его распоряжение поступала группа агентов.
Ещё в 1930 году, находясь тогда в Стамбуле, «ушёл» резидент внешней разведки на Среднем и Ближнем Востоке, высокопоставленный чекист Георгий Агабеков. На Западе он выпустил две разоблачительные книги: «Записки чекиста» и «ЧК за работой». Сам Агабеков объяснял свой поступок исключительно идейными мотивами: дескать, за десять лет службы в ВЧК-ОГПУ он глубоко разочаровался в политике Советской власти. Видимо, в какой-то степени это соответствовало действительности. Но только в какой-то. Даже из его собственных книг отчётливо проявляется и сугубо личный мотив побега — скоропалительный и бурный роман тридцатичетырёхлетнего Агабекова с двадцатилетней англичанкой Изабел Стритер.
Эти публикации, а также ранее данные Агабековым показания представителям сразу нескольких иностранных разведок, имели тяжёлое последствие для множества людей, в том числе и вовсе не имеющих никакого отношения к ОГПУ. Так, в одной лишь Персии на основе «изобличений» Агабекова власти арестовали около четырёхсот человек, просто симпатизирующих СССР, четверо из них с чисто восточной непосредственностью были тут же казнены, около сорока приговорены к тюремному заключению. С учетом режима тогдашних персидских тюрем это было равнозначно медленному умерщвлению.
Серьёзные неприятности Агабеков доставил советским разведчикам, действующим и в Европе. Примечательны в этом отношении воспоминания бывшего торгового представителя СССР в Брюсселе Александра Бармина, впоследствии также ставшего невозвращенцем. Бельгия тогда не имела дипломатических отношений с СССР, и Бармин пребывал в стране с временной визой, которую обязан был ежемесячно продлевать. Однажды в отсутствие Бармина полицейские совершили налёт на его квартиру и подвергли её полному разгрому в поисках компрометирующих материалов. Ничего подобного найдено не было. Бармин и в самом деле никакого отношения к ОГПУ не имел. Тем не менее его выслали из страны, предупредив, что ему запрещено когда-либо пересекать бельгийскую границу. Высылка торгпреда, конечно, нанесла ущерб отношениям между двумя странами.
Позднее, уже обосновавшись на Западе, Александр Бармин в своей книге писал:
«За истекшее время мне стало более или менее ясно, что стояло за этим комическим происшествием. В Бельгию сбежал бывший сотрудник ОГПУ Агабеков, который, завалив контрразведывательную работу в странах Ближнего Востока, стал главным советником бельгийцев по советским делам. Чего он не знал, то он выдумывал. Чтобы поддерживать свой статус, он сам вербовал бельгийцев, якобы для ОГПУ, а затем выдавал их полиции».
Александр Бармин, в прошлом убеждённый коммунист, активный участник Гражданской войны, комбриг запаса РККА, действительно разочаровавшийся в советской власти, когда в СССР начались массовые репрессии, как видим, считал Агабекова не идейным невозвращенцем, а просто перебежчиком на бытовой почве, выдававшим западным и восточным спецслужбам всё и всех, к тому же ещё и изрядным фальсификатором.
С самого начала боевики ОГПУ, а затем НКВД начали охоту за Агабековым. В частности, в Париже его ликвидацию пыталась осуществить группа «Яши» при личном участии самого Серебрянского. В конце концов Агабеков бесследно исчез. Никто и никогда не сомневался, что его исчезновение — дело рук НКВД, однако где и когда это произошло — никто толком не знал, версий ходило множество, но ни в одной из них фамилия Короткова не фигурировала. Лишь относительно недавно бывший начальник Короткова Павел Судоплатов прямо рассказал:
«Сообщалось, что Агабеков пропал в Пиринеях на границе с Испанией, но это не так. На самом деле его ликвидировали в Париже, заманив на явочную квартиру, где он должен был якобы договориться о тайном вывозе бриллиантов, жемчуга и драгоценных металлов, принадлежащих богатой армянской семье. Армянин, которого он встретил в Антверпене, был подсадной уткой. Он-то и заманил Агабекова на явочную квартиру, сыграв на национальных чувствах. Там на квартире его уже ждали боевик, бывший офицер турецкой армии, и молодой нелегал Коротков, в 40-е годы ставший начальником нелегальной разведки МГБ СССР. Турок убил Агабекова ножом, после чего тело его запихнули в чемодан, который выкинули в реку. Труп так никогда и не был обнаружен».
В данном случае никакие сомнения совесть Александра Короткова не мучили. Агабеков в его глазах объективно был опасным предателем, и его уничтожение являлось не актом террора, а приведением в исполнение заслуженного смертного приговора и пресечением дальнейшей враждебной деятельности.
Операция в случае изобличения и ареста исполнителей по французским законам грозила им неминуемой смертной казнью на гильотине. Посему боевики должны были быть твёрдо убеждены, что совершают дело справедливое, в защиту высших интересов партии, страны и народа. Нужно было также обладать и определённой жёсткостью характера, именно жёсткостью,
