ты добьешься всего, чего пожелаешь.
– Это обещание?
Между ними проскочил электрический заряд, тут же рассеявшийся в вечернем воздухе.
– Послушай, у меня есть полчаса, – сообщил Джез. – Выпьем по стаканчику? Потом я заброшу велосипед в фургон и отвезу тебя на ферму.
– Отлично, я не против.
В этот раз они выбрали другой паб. Пип не исключала, что Джез не хочет, чтобы их слишком часто видели вместе.
Он заказал ей полпинты сидра, ее любимого напитка в юности, и пинту пива себе. Они сели на лавку под окном и замолчали, молчание не было неуклюжим. Оба охотно разглядывали других посетителей, отхлебывая из своих кружек.
– Видишься с кем-нибудь из наших? – спросила она немного погодя.
Уехав учиться в университет, она потеряла из виду школьных друзей, но это не значило, что ее не интересовала их судьба. Джез перечислил тех, кто никуда не уехал, тех, кто женился, кто развелся, поведал о разразившихся за десять лет скандалах; Пип слушала, издавая те или иные звуки, если новость была этого достойна. Казалось, Джез наслаждается ролью рассказчика, как будто ему, как и ей, некому доверить свои истории. Она предположила, что его невесте Терезе не очень интересно слушать про людей из его прошлого, вот он и рад свежей аудитории. Парочка упомянутых им имен ничего для нее не значила.
– Ты не можешь не помнить Роббо! – Он расширил глаза. – У него еще были сестры-двойняшки на год младше нас. Крохотные такие блондиночки. Шатались по коридорам, как два привидения.
Но даже это описание не помогло ей вспомнить Роббо, кто бы это ни был. Джез удрученно покачал головой, как будто убедился, что в ней есть какой-то дефект.
– Как я погляжу, ты укатила и всех нас забыла.
Это было сказано в шутку, но Пип уловила в его тоне не то печаль, не то горечь. Она виновато пожала плечами.
– Расскажи мне про Терезу, – попросила она – и сразу об этом пожалела. Не хотела она о ней слушать, не хотела знать, что его жизнь двигалась вперед, тогда как ее застряла, угодив в штиль. Попросить об этом ее заставила вежливость, та же вежливость побуждала улыбаться и изображать интерес.
Джез приосанился.
– Она – горячая штучка! – сообщил он с гордой усмешкой.
Пип закатила глаза.
– Вот оно что! Никаких других причин жениться на ней не существует?
– Никаких! – подтвердил Джез с воодушевленной улыбкой.
Опять его юмор, который раньше так ей нравился.
– Нет, серьезно, – продолжил он, – она классная. Безупречное сочетание красоты и мозгов. Она управляет одним из здешних крупных отелей. На самом деле на ней вся отельная сеть. Ее босс – кретин, вечно она его покрывает. Она там у них самая молодая.
Он был так ею горд! Пип порадовалась за него, хотя еще испытывала некоторую ревность. В отличие от нее он заслужил счастье.
– У тебя есть ее фотографии?
Джез выудил из кармана плаща телефон, ввел пароль, пролистал фотографии, парочку отверг и остановился на той, которую счел годной.
– Вот она, моя красотка, – сказал он, любовно глядя в телефон, и передал его Пип.
Та посмотрела на экран. Тереза оказалась привлекательной, но не красавицей, и у Пип отлегло от сердца. Удостоверившись, что соперница – не супермодель, она позволила себе в нее вглядеться и пришла к выводу, что Тереза – приятная женщина, хотя то, как гордо она держала голову, свидетельствовало о самоуверенности, с которой Пип намучилась в Школе права. Что ж, это не ее дело. Тереза – всего-навсего менеджер отеля в маленьком городке, тогда как она – ведущий барристер по правам человека в одной из лучших судебных палат Лондона. Соревнование? Ничего похожего!
А с другой стороны, вправе ли она до сих пор так себя называть? Она уже не была уверена, кто она такая, и, конечно, не имела права поглядывать сверху вниз на Терезу, в чью пользу свидетельствовало гораздо больше, чем сейчас могла приписать себе Пип.
Она отдала Джезу телефон.
– Выглядит чудесно, – тихо сказала она. – Знаю, вы оба будете очень счастливы.
Пип вдруг поняла, что больше ни минуты не сможет поддерживать возведенный вокруг себя фасад. Ей нужно было побыть одной.
Посмотрев на часы, она фальшиво всполошилась.
– Боже, сколько времени прошло! Я обещала помочь матери с ужином. Подбросишь меня прямо сейчас?
Джез допил залпом пиво, и они зашагали к фургону, болтая о переменах в их городке. На этой территории Пип чувствовала себя увереннее. Прошлое! Она так долго от него убегала, а оно вдруг оказалось гораздо более надежной опорой, чем настоящее.
24
Пип понадобилась марка для открытки ко дню рождения. Это само по себе было удивительно. Она не знала, сколько ее друзей отметили день рождения, пока она жила на ферме. Дни рождения были последним, о чем она думала, пока боролась с депрессией. А теперь почему-то вспомнила, что одной из подруг через два дня исполняется тридцать, и купила в обеденный перерыв открытку. Нормальный поступок, одна из тех мелочей, которыми она почти машинально занималась до трагедии. И вот прежние мелочи возвращаются. Прогресс?
Ища в бумажнике марку, она наткнулась на визитную карточку Доминика. Он написал на ней телефон ресторана, в котором хотел побывать. Она собиралась заказать там столик, вот и взяла карточку, чтобы заняться этим позже. Но «позже» так и не наступило.
При виде его имени она замерла, испытав шок. К этому она не готовилась. Те несколько дней, что прошли после его визита, она старалась о нем не думать, чтобы не грустить, вернее, чтобы не осознать вдруг, что ничего не чувствует. Непонятно, который из этих двух вариантов был бы хуже, поэтому правильнее было избегать любых мыслей. Для этого Пип за последние месяцы отточила навык – постоянно чем-то себя занимать, чтобы в голову не взбрело ничего лишнего.
Но сейчас, теребя кусочек картона, к которому прикасался Доминик, она поневоле его вспоминала. Она бы не сказала, что ей его не хватало – скорее всего, после его визита она в любом случае не выходила бы с ним на связь, потому что их отношения уже держались на волоске, – но ее печалил его уход, тот факт, что эта часть ее жизни осталась позади. Правда, все это походило на наблюдение за тем, как кто-то другой разыгрывает на сцене ее собственную жизнь, а она всего лишь зритель. Рассуждая объективно, нельзя было не пожалеть, что отношения с человеком, которого она вроде бы любила, разрушились, рассыпались в прах. Но у нее было чувство,
