Дарнис хмурилась, слушая его рассказ, но Кор видел – мать не сердится. Она помедлила, словно подбирая слова для ответа, а затем тихо произнесла, по-прежнему блуждая взглядом по мокрой листве вокруг:
– Я верю твоим чувствам, сын. Вы с Элео всегда были очень близки – она любила тебя больше, чем кого бы то ни было, и потому ты так легко мог читать в ее сердце, знать, что она чувствует, где находится. Ваши души связывала очень прочная нить. Так было и так есть, но…
Она запнулась, взглянув на Кора с такой печалью, что он сразу понял, какие слова никак не могут сорваться с ее губ.
– Ты думаешь, что Элео мертва, да?
– Я – мать, Кор, а всякая мать чувствует свое дитя. Если бы моя девочка была жива, я бы это знала…
– Но… почему, скажи, я снова почувствовал ее присутствие – где-то здесь, совсем рядом? Почему на мой зов пришел этот полукровка, которому тоже снится моя сестра?
Дарнис вздохнула, зябко обхватив себя за плечи, хотя воздух под плотным пологом Леса был полон влажного тепла.
– Мы не знаем, что случилось с Элео, не знаем, как она погибла… Возможно, то, что стало причиной ее смерти, едва не убило и этого Триса – и лишило его памяти. Ты упомянул, что он обладает способностями, схожими с теми, что были у Элео…
– Так он сказал. Но… я всегда думал, что лишь Дей’н’Ар могут быть амавари…
– Я тоже. И все же это вполне может оказаться правдой – он ведь сумел услышать тебя и прийти в твой сон, как это когда-то делала Элео. Возможно, душа твоей сестры хочет нам что-то сказать, но может сделать это лишь через другого амавари…
– Думаешь, это люди виноваты в ее смерти? Трис живет среди людей…
– Я уверена лишь в том, что все разгадки хранит в себе память этого странного создания.
– Которая его покинула.
– Она к нему вернется, – убежденно сказала Дарнис. – И тогда он снова придет к тебе – но на этот раз с ответами.
– Надеюсь, ты права, мама. – помолчав, Кор со вздохом добавил: – Ведь ты всегда оказываешься права…
– Ступай спать, сын. А по пути подумай, какой опасности ты подвергал себя – и всех нас – отправившись к людям один, никому ничего не сказав. А заодно и о том, что будет теперь, если люди решат обратить на нас свой гнев.
Голос Дарнис звучал спокойно, но Кор различил в нем суровый укор и виновато повесил голову, признавая правоту матери. И все же, когда он, уходя, отважился бросить на нее прощальный взгляд, в ее глазах он не увидел ничего, кроме любви, тревоги и глубокой, затаенной боли, которую он невольно всколыхнул.
Спускаясь обратно к своей хижине под ровный шелест дождя, Кор думал, что еще никогда в жизни не испытывал такого безнадежного, пронзительного одиночества.
Глава 7 Прошла почти неделя с того вечера, когда тело Найи предали огню на глазах тех, кто знал ее при жизни и любил – их собралось немного, но каждый искренне скорбел о ее смерти. Работники крематория позаботились о достойном внешнем виде усопшей: на ее лицо и шею искусно нанесли специальный грим, а тело облачили в традиционный «погребальный» костюм из белого шелка, напоминающий просторную пижаму. Казалось, Найя просто спит, мирно сложив руки на груди; ничто не указывало на то, какой страшной смертью она погибла. Глядя на сокрушенных горем родителей подруги (Прия едва стояла на ногах, поддерживаемая под локоть Сураджем), Дафна думала, что это к лучшему: иногда незнание уберегает хрупкое человеческое сознание от последнего шага в пропасть безумия.
После, когда все кончилось, Гай отвез Дафну домой, где остался с ней ненадолго, составив ей компанию за чашкой кофе. Разговор у них не клеился, и они просто молчали каждый наедине со своими мыслями, уставившись в залитое водой окно. На прощание они договорились в ближайшее время вместе навестить родителей – хотя Гай, не в пример сестре, бывал у них регулярно.
Следующие дни, вопреки опасениям Дафны, пролетали быстро, сливаясь в своем будничном однообразии, и у нее почти не оставалось времени для грусти. Разобрав, наконец, все видеозаписи с Оленьей Поляны, она подготовила материал для телевидения, планирующего выпустить небольшой документальный фильм о коэри. Тим ей в этом, скорее, мешал, чем помогал, поэтому она не возражала, что большую часть своего рабочего времени он проводил у Ирины. В свой обеденный перерыв она спускалась в кафе, где перекидывалась ничего не значащими фразами с коллегами; пару раз к ней в кабинет заглядывал Леонард, предлагая подкинуть ее до дома – но она вежливо отказывалась, предпочитая какое-то время держаться от друга подальше.
«В конце концов, он закрутит с кем-нибудь очередную интрижку и между нами все снова станет просто, как раньше», – с надеждой думала она. И вздыхала: будь Найя жива, не преминула бы заметить, что ей и самой не повредит немного развлечься. В последние пару месяцев до своей смерти подруга не раз пыталась устроить ей свидание с кем-нибудь из своих приятелей («просто секс, никаких обязательств»), но Дафна и слышать об этом не хотела. Хотя – она была вынуждена это признать – ее тело все чаще заявляло о своих потребностях, презрев сопротивление возмущенного разума. Быть может, оттого ей и было так трудно устоять перед дьявольским обаянием Штрома…
В Антроповилле, между тем, жизнь текла своим руслом, привычно и беззаботно – а где-то в сияющем лабиринте его улиц по-прежнему бродило безнаказанное зло.
***
С того вечера в парке, навеки впечатавшегося в его память, сила Триса стала прибывать с неотвратимостью морского прилива. Он продолжал учиться, узнавать мир, который его окружал, проводя часы за компьютером Кейры – и чувствовал, как в нем бурлит энергия, питающая его способности. Теперь он обрел над ними чуть больше контроля – мог, к примеру, усилием мысли сдвинуть стоящую на столе чашку – но старался не проявлять их в присутствии подруги, чтобы лишний раз не пугать ее. Тело его тоже жаждало движения, какой-никакой деятельности – и, несмотря на возражения Кейры и нескончаемый дождь снаружи, он стал совершать утренние пробежки в парке. Там он обнаружил крытую спортивную площадку, оборудованную всевозможными тренажерами, и добавил к своим пробежкам физические упражнения, которые на время помогали усмирить бьющую в нем ключом силу. Тело его, и без того крепкое, совсем скоро стало рельефным и мускулистым, сохранив при этом природную стройность; он был точно дикий вирис, поджарый, но с перекатывающими под шкурой мышцами. И все чаще он стал ловить на себе пристальный взгляд Кейры, заставляющий его испытывать непонятное смущение.
Однажды они засиделись допоздна перед телевизором, смотря какой-то приключенческий фильм. На экране миловидная человеческая девушка выходила из бассейна, облаченная в красный купальник – несколько узких полосок материи на загорелом теле – и, глядя на нее, Трис вдруг испытал странное, смутное волнение. Девушка приблизилась к своему спутнику, растянувшемуся на шезлонге – рослому мускулистому брюнету – и, наклонившись, надолго приникла губами к его губам.
