– Скоро, – придав своему голосу уверенности, сказала она. – Скоро вы его схватите.
В эту минуту они подъехали к зданию крематория, и Гай молча припарковал машину на просторной полупустой площадке рядом с автомобилем их отца. Дафна с содроганием взглянула на массивное двухэтажное строение из светло-серого камня, фасад которого прочертили высокие узкие прямоугольники затемненных окон. В сгущающихся тенях, с нависшим сверху хмурым небом, омываемый яростным ливнем, крематорий как никогда источал ледяное дыхание смерти, настолько осязаемое, что у Дафны встали дыбом все волоски на теле. Жуткую атмосферу этого места не мог скрасить ни сочно-зеленый газон перед зданием, ни разбитая позади него рощица, в глубине которой располагался вместительный колумбарий. Там, среди бессчетных ячеек с урнами – вместилищами испепеленных огнем тел, мог бы покоиться и прах Адриана, не развей его Дафна по лесу, как того наверняка захотел бы ее муж. Адриан стал ветром, водой, травой, проросшей на прекрасной земле Неолы – частью всего того, что так искренне любил при жизни...
– Ты в порядке? – тихо спросил ее Гай, и девушка кивнула, не в силах протолкнуть ни слова сквозь застрявший в ее горле горький комок.
Набросив на головы капюшоны своих плащей, они вышли из машины под секущие плети дождя вместе с цветами, предусмотрительно завернутыми продавцом в плотную непромокаемую бумагу, и чуть ли не бегом припустили к входу. Большая автоматическая дверь бесшумно раздвинула перед ними свои темные створки, и Дафне потребовалось все ее мужество, чтобы вслед за братом переступить порог места, один вид которого разворошил в ее сердце едва утихшую боль.
Оставалось лишь крепче сжать зубы и надеяться, что ей хватит сил вынести и этот вечер тоже.
***
Кор проснулся от того, что на лоб ему звучно шлепнулась капля воды, а за ней – еще одна, и еще; открыв глаза и немного поморгав, чтобы привыкнуть к обступившей его темноте, он разглядел в плетеной крыше своего жилища небольшую прореху, через которую и просочилась влага. Обычно густая крона мегроя служила достаточно надежным укрытием от дождя – но порой он таки находил лазейки в плотном зеленом куполе.
«Надо бы завтра подлатать крышу», – подумал юноша, садясь и прислушиваясь к царящим снаружи звукам. Селение в этот час уже спало, но сквозь тихое шуршание воды в листве деревьев иногда доносились голоса ночных птиц, поскрипывание деревянных мостков, едва слышное нежное пение парой ярусов ниже: должно быть, мать убаюкивала своего ребенка. Все было привычно и знакомо, но спокойствия Кор не ощущал, и виной тому был странный полукровка из его сна – он и его рассказ.
Вернувшись домой из своего неудачного путешествия к Приграничью, Кор решил пока ничего не рассказывать матери – а та и не задавала вопросов, привыкшая к его частым и длительным отлучкам. После исчезновения сестры Кор мог на несколько дней уходить в Лес, исследуя дальние территории и ища уединения, словно мало было ему своего одиночества. Дарнис это, он знал, огорчало, но она не зря была выбрана аданом: ее мудрость подсказывала ей дать сыну свободу – и время на примирение со своей потерей. Обдумывая, как объяснить матери свои чувства, толкнувшие его отправиться к людям, Кор понял, что и сам в них запутался. Действительно ли он ощущает присутствие Элео? И почему так уверен, что сестру нужно искать в городе людей?
Ночью, уже засыпая, он продолжал думать об Элео – и мысленно звал ее, моля откликнуться, прийти к нему, сказать, что с ней и где она; в его зове было заключено столько тоски, любви и отчаяния, что – он знал это – сестра услышала бы его, будь она жива, хоть с другого конца мира. Но явилась на этот зов не она, а некто, назвавшийся Трисом, некто, от кого исходила ее сила и в ком ощущался ее дух…И, поскольку то был особенный сон, сон-видение, близкий к яви, Кор знал: все, что он в нем ощущал, было правдиво.
Поколебавшись, он поднялся, выскользнул из своей хижины, прилепившейся к мощной ветви гигантского мегроя, и принялся ловко взбираться по одной из опутывающих ствол лесенок, пока не достиг яруса, где обосновалась Дарнис. Хижина его матери тонула в зелени укрывшей ее листвы, разросшегося плюща и лиан, кое-где озаряемых мягким зеленовато-желтым свечением: здесь нашли прибежище от дождя светлячки. Глаза Кора, как и глаза любого из Дей’н’Ар, отлично видели в темноте, а потому он сразу заметил Дарнис, которая, застыв на краю деревянного настила, ведущего от ствола к ее жилищу, задумчиво смотрела вниз. Высокая, статная, с длинной, ниже поясницы, пышной косой, в которую были вплетены деревянные бусины и яркие пучки птичьих перьев, с раскосыми, как у вириса, глазами дымчато-золотого цвета и изящными чертами все еще гладкого лица, излучающего неизменное спокойствие, она казалась самим воплощением Духа Леса – прекрасного, мудрого и неукротимого.
– Я ждала тебя, сын, – негромко произнесла она, едва нога Кора коснулась настила.
Юноша не удивился: Дарнис, хоть и не родилась амавари, обладала многими удивительными способностями, в числе которых была и невероятно развитая интуиция. Порой она видела вещие сны и умела предсказывать будущее, без труда читала в чужих сердцах, слышала голос Леса, а еще была превосходной целительницей – пожалуй, лучшей во всем Междуморье. Мать осталась единственной родной душой Кора – отца он потерял, когда ему было всего несколько месяцев от роду. В ту ночь разыгралась страшной силы гроза, повалившая соседнее дерево прямиком на их хижину; отец успел прикрыть своим телом Дарнис, прижимавшую к себе детей, и принял удар на себя. Мать отделалась переломом руки, Кор и Элео – всего несколькими ссадинами, но отец… Отец погиб мгновенно.
Дарнис уже тогда была аданом племени, и приняла свою потерю стойко. Кор не мог припомнить ни слезинки в ее глазах за все эти годы – лишь печаль, глубокая и неизбывная, с тех пор скользила в ее взгляде легкой тенью. И, даже лишившись дочери, она не утратила ясного рассудка и доброго сердца, оставшись сильной и несгибаемой, как могучий мегрой.
Кор приблизился к матери и, остановившись рядом, принялся вслед за ней рассматривать простершиеся под ними ветви, настолько мощные, что живущие на них Дей’н’Ар казались всего лишь диковинными муравьями, насекомыми, посмевшими взобраться на древнего исполина. Глядя на мегрои, за которыми не было видно неба, Кор всегда представлял себе мир великанов, по неведомой причине сгинувших и уступивших Неолу Дей’н’Ар – но оставивших напоминание о себе в виде громадных, величественных деревьев.
– Что тебя гнетет? – мягко спросила Дарнис, когда из его груди вырвался невольный вздох.
– Я ходил к Приграничью, мама, – сознался Кор, бросив в ее сторону виноватый взгляд. Дарнис молчала, продолжая всматриваться в темноту, и он, помедлив, рассказал ей все – начиная с того, как вдруг начал снова ощущать присутствие сестры, и заканчивая своим сном, в котором к нему неожиданно явился Трис.
– Я пытаюсь понять, что это значит, мама – но не могу. Неужели Элео и вправду умерла? Но почему я тогда ее чувствую? И как с ней связан этот полукровка, этот Трис? Знаешь, я готов был бы поклясться, что передо мной стоит сестра – если бы мои глаза не говорили обратное…
