аварии… больно… а вдруг я умру так же глупо, так же рано, как он…
– У вашей дочери выкидыш, – равнодушно сказал полицейский капитан средних лет. – Эта ваша машина?.. Везите ее срочно в ближайший травмпукнт, следуя за мной… – Он показал рукой на свою машину с включенным проблесковым маячком. – Там вашу дочь приведут в порядок. А мы с неё снимем все необходимые показания о происшествии с кучей трупов. Как только она придет в сознание и будет способна давать разумные показания для следствия о ДТП…
– Это не ДТП, а убийство, – сказал Николай Николаевич, – убитого Геннадия, что был с моей дочерью, я достаточно хорошо знал. Других убитых и пострадавших я вижу впервые. Я тоже готов дать показания на протокол…
– Конечно, конечно, с вас мы тоже снимем показания для составления протокола происшедшего… Пусть не ДТП, но конфликта… Поехали или у вас здесь еще что-то есть?..
– Едем, садись, Петр, – угрюмо сказал Николай Николаевич соседу, – последуем за полицейскими… – Он уже набирал номер телефона жены, чтобы огорошить ее итогами разбора и плачевным состоянием Кати.
– А что делать с иномаркой покойного, – спросил капитана другой лейтенант полиции.
– Вызывай эвакуатор и вези иномарку погибшего на нашу стоянку. Там разберемся, что с ней делать, раз шофера-хозяина нет уже в живых… Ну, поехали, следуйте строго за мной, нам дадут зелёную улицу до травмпункта…
– Может, в нашу районную больницу, – спросил Николай Николаевич, – дочка сама студентка меда, а там работает ее подруга-гинеколог, профессионал…
– И в трамвпункте работают профессионалы… И к тому же у нас есть установленный порядок оформления пострадавших, который нельзя нарушать ни в коем случае…
Глава 19
– Как ты себя чувствуешь, Катюш? – Николай Николаевич взял горячую ладонь в свои руки и поцеловал ее с тыльной стороны. – Слава богу, что все кончилось для тебя…
Она после дачи показаний полицейским о случившемся с Геннадием была совершенно раздавлена, заторможена и слаба духом. Спрашивала, как сомнамбула врача и отца в травмпункте: «Почему я потеряла ребенка? Почему такое случилось именно со мной? Ведь авария была пустяковая, я даже поначалу ее не приняла всерьез – почему так со мной, с ним?»
Николай Николаевич еще на месте происшествия заметил, что Катя почему-то отказывалась называть имя Геннадия, говорила только «он». Сразу после возвращения домой, она уснула глубоким сном. Лида постелила себе на диване рядом с дочерью, чтобы моментально реагировать на недомогания, жалобы, просьбы дочери – мать не спала всю ночью.
– Лида, иди, отдохни немного, я побуду с ней…
Он уже успел сбегать за фруктами и соками для дочки, и выставил лакомства рядом с ее постелью на журнальном столике. Он никогда в жизни до этого не целовал руки своей дочке – причин и поводов для такого изысканного поклонения не было. А здесь неожиданно вспомнил, как зарделась стыдливым девичьим румянцем Катя, когда Геннадий на крыльце, в знак благодарности того, что его напоили водой, поцеловал дочери руку.
Николай Николаевич поцеловал руку Кате вторично не потому, чтобы напомнить дочери о поцелуе руки Геннадия, он хотел выразить признательность судьбе, что та лишила дочь и ее родителей мучиться над вопросом: оставлять или не оставлять ребенка Кати и Геннадия? Николай Николаевич никогда бы не послал дочь на аборт даже под дулом пистолета или под приставленным к горлу ножом. И дело не в религиозном чувстве страха перед Господом, просто отправлять живого взрослого человека на убийство в себе маленького человечка было аморально, ужасно и бесконечно отвратительно.
Потрясение Кати, приведшее к ее выкидышу, было каким-то знаком, избавляло от новых душевных мучений. Но ему так хотелось спросить дочь о феномене ее душевного потрясения перед самым выкидышем, но он не решался задавать свои пошлые вопросы. Но, наверное, мысль его пробудила дочь коснуться этой неприятной темы, причем самым странным образом.
– Возьми в моей сумочке его смартфон. Он сказал перед выходом из автомобиля, что там много чего интересного для тебя, наверное, в файлах видео и фото…
– Зачем я буду рыться в твоих вещах? – он протянул Кате сумочку. – Сама найди там смартфон и передай… Но меня немного пугает смотреть материалы покойника – имею ли я на это право? Ведь тайны всегда обжигающие излишне…
– Имеешь право, он так и сказал, отдай смартфон отцу… Он не хотел вступать в стычку разбора со смартфоном в пиджаке. Его можно было потерять, разбить вдребезги… В этом он оказался прав… В тот момент «там и тогда» оказался визионером… Между прочим перед дракой по радиол звучала твоя песня в исполнении Мальвины… – Она протянула отцу смартфон Геннадия. – Бери без вопросов, то была его последняя воля, выраженная осознанно вслух…
– Странно, очень странно, он, выходит, знал, что придется драться, даже биться насмерть… – Спрятал смартфон в карман с равнодушным видом, как будто это его совсем не интересовало. – Или все же он почуял что-то подстроенное.
– Он мне сказал, что это подстава, но сам не придал этому никакого значения… Ведь сначала ничего не предвещало серьезного, опасного, всего трое мужчин…
– Сначала драться начали всего трое на одного?..
– Да, пап, трое на одного. Они с голыми руками и он с голыми руками в нарядном пиджаке. Он даже поначалу и не применял свои навыки бойца рукопашного боя, так отмахивался. На логику слов напирал, мол, готов заплатить был за легкую вмятину на боку их машины, царапины. А дальше, откуда ни возьмись, подъехали еще две машины, в каждой четыре или пять атлетов. Ладно, что атлеты, так у них в руках ножи, биты, травматические пистолеты. И все равно он – я это наблюдала со стоны в окно, при блокированных дверях – явно щадил их, не работал в полную силу. А потом я видела, как ему из травмата попали в глаз, может быть, выбили и ранили жестоко, он его закрыл ладонью, оступился. И тут же я увидела то, из-за чего она стал драться не на живот, а насмерть…
– Что же ты увидела, Катюш, – он снова поцеловал тыльную сторону правой ладони, потом тыльную стону левой ладони. – Насколько четко увидела?..
– Четко увидела, как один бугай выкинул вперёд нож и ударил его в живот… Нет не в сердце, в живот, когда он держал руку у правого глаза, наверно, выбитого резиновой пулей травматического пистолета… Он согнулся перочинным ножом, но не упал…
– Перочинным ножом? – спросил глухо Николай Николаевич, вспомнив Геннадия возле цветочной клубы в его саду во время озарения. – И что дальше?..
– Его били битами бейсбольными по
