оставшуюся в нём силу. Сумел взять всё, что имелось. У меня аж в глазах помутилось, а из тела словно жилы потянули и саму душу. Я едва не выпал из транса, но всё же умудрился послать в людей «старение».
— Господи боже! — потрясённо выдохнул выглядывающий из-за телеги Лука.
Он увидел настоящую волну безжизненно-серого тумана, покатившегося по заднему двору. Моя магия разрушала всё, что встречала на своём пути. Даже камни лопались и осыпались горками серого песка. Рухнул сарай, превратилась в скелеты троица горожан, а магу даже не помогла защита из энергоструктуры. Он тоже погиб. А тот десяток счастливчиков, которые не угодили под магию, с воплями ужаса разбежались кто куда.
— Путь свободен, — прохрипел я и кое-как побежал к забору. Ноги заплетались, в груди царила абсолютная пустота, а зенки будто выжигали изнутри.
— Андрей! У вас глаза светятся! — протараторил Лука, помчавшийся рядом со мной. — Вы повысили свою ступень!
— Ну хоть одна радостная новость. Подсадите меня, сударь, а то я сам не залезу, а сил, чтобы пробить забор, уже не осталось.
Семинарист с готовностью помог мне оседлать забор, а затем я протянул ему руку и поспособствовал тому, что он забрался ко мне, после чего мы оба спрыгнули в грязь.
— Ай! — тоненько воскликнул Лука, сморщив лицо. — Кажется, ногу подвернул! Как же невовремя!
— Подвёрнутая нога никогда не бывает вовремя, — философски просипел я, слыша нарастающий во дворе гул голосов. — Кажется, за нами будет погоня. Напрягитесь, сударь. Придётся удирать. Чую, пару дней я точно не смогу магичить.
Семинарист со стонами и охами побежал за мной, припадая на травмированную ногу. Но всё же мы довольно быстро достигли леса и начали в густых сумерках пробираться по нему, чавкая жирной почвой, пытающейся снять ботинки.
Позади нас ярко полыхал особняк и раздавались крики обозлённых людей, которых подгонял ор Петрова, уверяющего их, что у отродья смерти больше не осталось сил. Вокруг шумели капли, срывающиеся с веток. А впереди — выстроились сосны, так и норовящие побольнее ткнуть в рожу игольчатыми лапами.
— Скорее, сударь, скорее… — принялся я подгонять хрипящего Луку. Он распахнутым ртом хватал умытый дождём воздух, пахнущий чернозёмом, хвоей и древесной смолой. — Чуть оторвёмся — и передохнём.
— Или передохнем, — мрачно просипел семинарист, обнаружив в себе толику чёрного юмора. — У меня сейчас сердце через рот выпрыгнет.
Но Лука оказался крепче, чем сам о себе думал. Мы ещё целых полчаса бежали по лесу, а затем наткнулись на речку. Она грохотала быстрыми водами, над которыми навис обрывистый берег. О, знакомые места! Кажись, тут-то мне и довелось плескаться, когда меня угораздило попасть в этот мир.
— Всё, нет более у меня сил бежать, — прохрипел Лука и упал на колени. Его узкая грудь ходила ходуном, а лицо ещё больше осунулось и заострилось. — Пущай убивают. Мне уже всё равно. Я приду к богу с чистым сердцем.
— Рано вы, сударь, к богу собрались. Оторвались мы от преследователей, но засиживаться всё же не стоит. Сейчас переведём немного дух и двинемся на ту сторону реки. Вон и мост ниже по течению имеется.
— Хорошая идея, — одобрил семинарист и глянул на чёрное небо со звёздами, сияющими будто серебряные гвоздики. — Сударь, не сочтите меня всюду сующим свой нос господином, однако же здоровое любопытство мне не чуждо…
—… Теперь тринадцатая, — не совсем культурно перебил я его, поняв, что именно возбудило любопытство парня.
— О как! — изумился он, округлив глаза. — Но как? Вы ведь совсем юны.
— Вы что-то знаете о мастерах смерти? Нет. Тогда слушайте и мотайте на ус, но потом держите язык за зубами. Подобные мне маги сразу получают высокую ступень. У небезызвестного графа Чернова она была восьмой, а у меня — двенадцатой, но выше пятнадцатой наш дар не растёт.
— Ого! Бог вас любит!
— Или Смерть, — криво усмехнулся я. — Поднимайтесь, сударь. Пора в путь.
Лука с кряхтением воздел себя на задние конечности, задумчиво сморщил лоб и спросил:
— А чего же вы с такой-то высокой ступенью не перещёлкали всех этих заблудших овец? Прости меня, Господи, за слова такие мерзкие. Я их только ради удовлетворения любопытства произнёс и завтра же обязательно покаюсь, а то и епитимью наложу сам на себя.
— Понимаете, сударь, я же маг без году неделя, посему не умею хорошо обращаться с даром, особенно с энергией его. Заряжаю заклинания как Бог пошлёт. Где хватит и толики энергии, там могу вбухать целую бочку. А переделывать времени нет. Да и то — получится ли что-то путное при переделке? Раза с пятого только выходит такой заряд, который требуется для дела. Опыта мне не хватает.
— Опыт — это важно, — мудро заметил семинарист и принялся хромать по осклизлому бревенчатому мосту, под которым грохотали воды Дикой. — А ещё важна чистая совесть. Вы, Андрей, не виноваты в гибели горожан. Вы защищали свою жизнь, на кою они покусились. Однако вам следует пренепременно сходить в церковь и искренне покаяться.
— Насчёт искренне — не уверен, — мрачно произнёс я и ступил с моста на противоположный берег реки.
— Без искренности ничего не получится. То будет не покаяние. А без покаяния вы откроете свою душу демонам.
— Ой, да какие демоны… — отмахнулся я и двинулся по узкой тропке, петляющей среди сосен. — Вы уж простите, Лука Анатольевич, но в демонов верят лишь церковники, неграмотные крестьяне, да ещё некоторые дворяне. И то аристократы скорее делают вид, что верят, дабы от скуки играть в сектантов. Илья Макарович говорил, что в столице по тому году полно было сект демонопоклонников, а нынче дворянам есть чем заняться. Теперь они плетут интриги и пытаются урвать побольше власти, раз уж на престоле новый Император, а при старом уже всё было поделено.
После упоминания погибшего Астафьева разговор сразу же сошёл на нет, а на наши лица наползли мрачные маски. Пусть я знал старика всего ничего, но за этот короткий срок он сумел завоевать моё уважение. Мне его будет не хватать. Однако моя жизнь на этом не закончилась. Она течёт дальше. И у меня теперь появилась ещё одна задача — надо постараться выполнить просьбу старика.
Пока же я вышел на поляну и почувствовал дежавю. Если бы вон там на
