против воли застонал, выпав из транса.
— Господи! — выдохнул семинарист, узрев призрака, появившегося в реальности.
— Обознался. Это Потап… — криво усмехнулся я, проводив взглядом старого слугу, вылетевшего из кухни.
Практически тут же до меня долетели испуганные крики, а потом вопли боли, которые перекрыл громовой голос Петрова:
— Энергоструктурами его бейте! Да не тряситесь вы! Глядите как надо! На, получи, отродье смерти!
Глава 11
В гостиной раздался нечеловеческий ор, загрохотали шаги, жалобно зазвучали разбитые окна и до моих ушей донёсся яростный вопль Петрова:
— Куда вы, трусы?! Эй-й!
А спустя несколько секунд всё стихло. Лишь продолжал реветь пожирающий дом огонь и трещали брёвна.
— Кажется, убежали, — выдохнул Лука, блестя выступившим от жара потом.
— Ага, — поддакнул я, метнулся к окну и глянул во двор.
Народ в ужасе попятился, тыча пальцем в сторону крыльца, а на том недвижимо застыл призрак Потапа.
Горожане уже явно готовились обратиться в бегство, но тут во дворе появился крупный брюнет лет пятидесяти и заорал голосом Петрова:
— Стойте, дурни! Призрак не может покинуть дом! Глядите!
И брюнет бесстрашно пошёл к Потапу, но близко подходить не стал. Оставил между собой и призраком три-четыре метра. Народ тотчас облегчённо выдохнул, а затем и восторженно завыл, когда Петров стал швырять в Потапа энергоструктуры, похожие на небольшие арбалетные болты. Они врезались в бледнеющего призрака, а тот тупо стоял на одном месте. Кажись, Петров прав. Потап действительно не может покинуть дом. Чую, даже новая порция моей крови не даст ему сойти с крыльца.
— Лука Анатольевич, за мной! — решительно выдал я, выметнувшись из кухни. — Попробуем выбраться на задний двор. Там всяко народа поменьше, чем тут. А потом в лес рванём.
Семинарист помчался за мной, на ходу громко тараторя молитву.
Вокруг нас полыхал огонь, с грохотом рушились потолочные перекрытия, раскалённый воздух обжигал губы, а глаза выедал чёрный дым. Однако мы неустанно пробирались по обречённому дому, в котором выросло не одно поколение Астафьевых.
Но вдруг Лука остановился, удивлённо вытаращил глаза и судорожно протараторил:
— Я слышу голос!
— Сударь, сейчас не до озарений! — яростно выдохнул я, смахнув со лба заливающий глаза солёный пот. Он жёг зенки почище серной кислоты.
— Я правда слышу голос! Голос Ильи Макаровича! — отбарабанил семинарист и бросился в соседнюю комнату.
Мне пришлось метнуться за ним. А в комнате уже и я расслышал знакомый шёпот:
— Лука… Лука… я здесь…
Слова вылетали из-под упавшего дубового шкафа, охваченного пламенем. Мы с Лукой оббежали его и увидели связанного Илью Макаровича. Он сумел избавиться от кляпа, но его придавило тяжёлым шкафом. Мебель практически раздавила его грудную клетку. Изо рта старика вытекала кровь, волосы и ресницы сгорели, а на губах пузырилась алая слюна.
Воздух в комнате пропах горелой человеческой плотью, а огонь продолжал пожирать шкаф. Однако мы с семинаристом кое-как сдвинули полыхающую мебель со старика и принялись хлопать его по одежде, сбивая огонь. При этом мы оба понимали, что старик уже нежилец. Будь с нами лекарь — тогда бы его ещё можно было спасти, а вот так — нет. Несколько сломанных рёбер торчали из груди мага, пробив лёгкие. Но Илья Макарович ещё цеплялся за жизнь.
Он прошептал, глядя невидящим взором в обуглившийся потолок:
— Я услыхал голос… думал, мерещится. Тебя послал Господь, Лука. Передай Всеволоду, что это надо… кха-кха… закончить. Нет ни правого, ни виноватого… Оба были хороши, что Павел мой, что Алексей. Сцепились… кха-кха… из-за Лидии, словно два бойцовских петуха. Никто не хотел уступать. А кто убил Павла так и неясно… Алексей тоже был в тех землях, да только до его лагеря… кха-кха… полсуток скакать надо было. Можа он и поскакал, а можа и нет. Останови эту войну, Лука. Довольно крови пролилось… кха-кха… Заручись поддержкой Андрея. У него доброе сердце, хоть и сварливый нрав.
— Он здесь, сударь, — проговорил дрожащим голосом семинарист и вытер выступившие слёзы.
— Здесь? Наклонись ко мне, сынок.
Мне самому захотелось зарыдать, но я лишь шмыгнул носом, до боли в висках стиснул зубы и наклонился к старику. А тот зашептал мне на ухо, практически прикасаясь губами:
— Не успею… кха-кха… уже взять тебя в семью, а ведь была у меня такая мыслишка. Но ты всё же… кха-кха… не оставляй моих балбесов. Да, будет по-разному… будут и склоки, и дрязги, но они никогда не предадут тебя и не дадут в обиду… Помоги им закончить эту войну с Петровыми. Хватит уже крови…
— Сделаю что смогу, — глухо проговорил я, сглотнул отдающую горечью вязкую слюну и вздрогнул от жуткого треска, с которым обвалилась часть потолка. Взметнулся огонь, посыпались искры, но никого из нас не задело.
— Всё, уходите. Оставьте меня… кха-кха… я прожил долгую жизнь, пора и на покой… кха-кха… Всё же славный получился погребальный костёр, — губы старика тронула слабая улыбка, а затем он протяжно застонал, и его тело расслабилось на веки-вечные.
Лука всхлипнул, перекрестил отдавшего богу душу старика и стал громко читать молитву.
— Сударь, можно быстрее? Мне тоже невыразимо жалко Илью Макаровича, но нет ли какого-то короткого варианта молитвы? — протараторил я, понимая, что каждая секунда промедления приближает нас к смерти.
Лука ожёг меня возмущённым взглядом. И в этот же миг рухнула ещё одна часть потолка, перегородив выход из комнаты, а она окон не имела, посему мы оказались в огненной ловушке. Но даже сейчас семинарист не бросил читать молитву, хотя его волосы уже затрещали от жара. Твою мать! Что же делать?! А вот что…
Я с трудом отрешился от реальности, скользнул в транс и сумел сотворить средней силы «старение». Хватит ли? Всё же швырнул заклинание в почерневшую стену, и магия в мгновение ока превратила брёвна в труху. Тут же недовольно взвыл огонь, на который бросился холодный, влажный ветерок. А я схватил Луку за плечо и вытащил его из комнаты на задний двор. А здесь наш дуэт уже ждали…
В нас полетели пули и полуметровые сосульки. Однако я вовремя успел шмыгнуть за телегу с камнями, увлекая за собой семинариста. Свинец принялся выбивать из телеги щепки, а порой и щёлкал по камням. А вот маг решил поберечь силы. Сосульки перестали лететь в нашу сторону. И тогда я снова ухнул в транс, ощутил заметно погасший дар и зачерпнул
