будет вкалывать. Наберем старых, хрипунов, хромых, тогда уж сразу надо строить для них и богадельню.
— Яно! — выкрикнул Милан и невольно замахнулся кнутовищем.
Эрнест сверкнул глазами, покраснел и молча шагнул в ворота.
Яно растерянно посмотрел ему вслед и вдруг спохватился, хлопнул себя по лбу:
— Ах я балда!
Забыл, начисто позабыл про искалеченную Эрнестову ногу.
* * *
Первым из членов комитета пришел Яно Мацко, чисто выбритый, причесанный, ничего не скажешь — красавец. Нарочно выбрал такое время: только что зазвонили к литании и на улице полно девчат.
Ондрей Янчович ворвался как буря и сразу к Эрнесту: «Ты только посмотри на эти разверстки!» Уселся, но только вытащил из портфеля бумаги, как вошла Таня, а за ней Яно Моснар, мрачный спросонья. С утра возился с канавкой под Горкой. Праздник, не праздник, а капусту поливать надо. Намаялся, пока отводил воду, после обеда собрался поспать, но только задремал — Мариша растолкала: давай иди к Гривкам, ночью будешь дрыхнуть.
Наконец раздались во дворе знакомые неровные шаги и постукиванье палки. Вошел старый Шишка, чистенький, улыбчивый, с плутовскими искорками в глазах.
— Что, заждались? — закричал он еще в дверях. — А у меня гостей полон дом! Сыновья с невестками, а внуков — как гусей на выпасе! — Он сел, пригладил лихие, закрученные кверху усики. — Утром был на рыбалке, прихожу домой — старуха мечется: «Гляди, говорит, сколько детей понаехало. Надо бы, говорит, суп для них заправить, да где же я такой здоровый чугун возьму?» А я ей говорю: «Чего ты убиваешься? Заправь прямо в колодце!»
Все рассмеялись, ожила даже сонная физиономия Яно Моснара. Ондрей убрал ведомости с разверстками, и Эрнест выложил на стол свои бумаги. Рассказал про совещание в районе, упомянул какие-то постановления, механизацию, посевные и фонды.
Все слушали внимательно, но видно было, что понимают его не очень. Старый Шишка шевелил бровями и подкручивал усы.
— Ты у нас, Эрнест, готовый депутат, — сказал он наконец. — Говоришь, как по книге читаешь, а ты бы лучше сказал нам, кого ты уже наметил в кооператив.
Эрнест вытащил список:
— Вот здесь у меня те, с кем надо бы поговорить. Шраматый Густав…
— Пойдет.
— Моснар Йозеф. Яно, пойдет твой брат?
— Пойдет.
— Капустова Йолана, вдова.
— Не пойдет, — постучал Шишка палочкой.
— Да пойдет она, — вмешался Яно Мацко. — Вчера я у них был, она обещала.
Шишка усмехнулся в усы:
— Значит, обещала тебе, Янко? А что обещала? Заявление в кооператив или свою Агатку?
— Все дразнитесь, — пробормотал покрасневший Яно. — А что же ваши сыновья, пойдут? — спросил он вызывающе (это, мол, вам за Агатку). — Уговорили Мартина?
— Мартина не уговорил, — вздохнул дед Шишка. — Цирил и Мишо обещались, а вот Мартин… Верона его держит, такая заноза, в недобрый час он с ней связался…
Список был длинный, обстоятельный. Если бы вступили все, кто в нем был, машинный кооператив хоть завтра мог бы просить кредиты. Но вступят не все. Например, Тоно Кукла — ни за какие коврижки. Этот ходит по деревне и бьет себя в грудь: «Что имею, то мое. Видит бог и добрые люди, есть у меня свой конек, есть и землица». Конь у него никудышный, шапкой можно зашибить, а землица — две-три полоски и то по разным углам. Но Кукла в кооператив не пойдет — считает себя крепким хозяином.
Выходит, на восемнадцать — двадцать хозяйств можно рассчитывать. Беда в том, что все хозяйства-то мелкие. Коней нет ни у одного, а что будешь делать в кооперативе без упряжки? Трактор вспашет, и сожнет, и навоз развезет, но ведь не гонять же его по пустякам! На одном топливе прогорим!
— Нам хотя бы двух-трех середнячков, — говорит Эрнест. — Крайчовича бы или Марека… Слушай, Яно, говорил ты с Мареком?
— Гнида! — махнул рукой Яно Мацко. — Я к нему по-хорошему: мол, Юло, давай к нам. Два с половиной гектара мы на тебя записали с капитульской земли, мог бы и про остальных подумать, без кооператива нам землю не обработать.
— А он что?
— Я же говорю — гнида. Заюлил: «Понимаю, мол, понимаю, только на что мне кооператив? Я на моих конях и свое обработаю, и другим подсоблю». А я ему говорю, — разгорячился Яно, — прямо в глаза ему: «Слушай, говорю, ты, мироед, землю хочешь, а в кооператив не хочешь? Пинок в зад получишь, а не землю, за это тебе ручаюсь я, Яно Мацко».
Эрнест вздохнул:
— Вспугнул ты его. С такими нужно осторожно, с умом, а ты сразу: бац, бац…
— Тогда сам бы и ходил агитировать, — буркнул Яно.
Эрнест молча проглотил упрек. Из ящика стола вытянул стопку бланков и положил на нее руку.
— Вот заявления, мужики, — сказал коротко. — Мы, комитетчики, должны быть первыми.
Все притихли, даже старый Шишка перестал попыхивать трубочкой. Яно Мацко невольно спрятал руки в карман. Моснар глядел на бланки так, словно ждал, что они вот-вот взорвутся. Он бледнел, краснел, растерянно ерошил и без того взлохмаченные волосы. Таня помалкивала, вглядывалась в лица комитетчиков.
Эрнест отвинтил колпачок авторучки, посмотрел на свет, есть ли чернила, взял верхний бланк, надписал сверху большую, четкую единицу и подписался внизу: «Эрнест Гривка, Лабудова, дом № 158».
Обвел взглядом членов комитета и подал перо Янчовичу. Ондрей подписался и намалевал вверху двойку.
Старый Шишка напялил очки, подержал перед ними бланк, медленно зашевелил губами, спросил:
— Одинаковые они?
— Все одинаковые.
— Тогда и читать незачем. Давай ручку.
Четвертый бланк придвинул к себе Яно Мацко и украсил его узорчатой подписью с хвостиком.
У Моснара перо зарылось в бумагу, он чертыхнулся, скомкал бланк, швырнул его под стол. Эрнест тут же подсунул ему новый, и Моснар вывел кривыми, дрожащими буквами: «Номер 5 — Моснар Ян».
Заявление номер 6 подписала Татьяна Миттермайерова, директор школы, хотя земля у нее была разве только в цветочном горшке.
* * *
…В комнате воцарилось молчание, почти осязаемое и такое странное, что даже Милан затаил дыхание.
— Так, отгуляли девки пасху, — раздался голос старого Шишки. — Теперь не грех бы и обмыть это дело. — Он пошевелил седыми гусеницами бровей, повернулся к Милану: — Сбегай к нам, сынок, пусть старуха пришлет нам крыжовниковой. Только не новую наливку проси, а прошлогоднюю.
Когда Милан вернулся с бутылкой, комитетчики ругались вовсю.
— Больше надо людей! — кричал Яно Моснар. — Сорок пять га — это же курам на смех!
— Лучше меньше, да верных, — возражал ему Янчович. — Не бойся, еще придут проситься. Что скажешь, Эрнест?
Эрнест укладывал бумаги в ящик стола; он
