бы на десятерых. Вскрикнув, я попыталась вырваться, но тут глаза короля распахнулись и на меня уставились два горящих кровавым пламенем безумных омута, от которых шел ощутимый и удушающий жар.
— Свежая кровь, — захрипел король, пытаясь притянуть к своим губам мое запястье, но ему мешали серебристые путы, которым колдун оказался прикован к основанию кровати.
— Кровь, — повторил Родериг, поворачивая голову и издавая хлюпающе-сосущие звуки. Причмокивая губами, он осознанно тянул мою руку к лицу, не понимая, что именно ему мешает. Он, словно одержимый кровью вампир, жадно втягивал ноздрями воздух, отчего его восковое лицо приобретало совершенно невообразимое для человека выражение.
— Триединая, помоги, — прошептала я, отчаянно пытаясь закричать, но из моего горла вылетал лишь сиплый шепот. Желая вырваться, я причиняла себе дикую боль, выкручивая запястье, но Родериг не разжимал стального захвата. Оставалось только удивляться, откуда в нем столько силы.
— Ты не моя кровь, — ожесточенно и с новой интонацией произнес король, резко распахивая глаза и закрывая их. — Вон!
Из его рта вырвался черный дымок, который ударил меня в грудь, лишая кислорода. Я сделала неловкий шаг назад, оступилась и рухнула на пол, больно ударившись головой. Последнее, что я помнила, это прохладные доски пола, которые немного ослабили жар, опаляющий мое лицо и тело.
Меня качало на волнах, и от этого в желудке поднимался неприятный желчный осадок. Я боялась приходить в себя, инстинкт самосохранения твердил, что не стоит открывать глаза и давать знать окружающим, что мир вокруг слышим, видим и осязаем, но я поборола волну накатившей паники и распахнула веки. Взгляд уткнулся в мужскую грудь, скрытую наглухо застегнутым дорожным сюртуком.
— Корделия, — раздался над головой встревоженный голос, и я сглотнула, потому что поняла, кому он принадлежит. По спине холодными мурашками прошелся страх.
— Гораций, я переживала, когда не обнаружила вас в доме. — Сказала я слабым голосом, поднимая руки и от осознания нелепости ситуации не зная, куда их деть. Пришлось ухватиться за фалды сюртука, немного потянув на себя. Гораций наклонился и дохнул мне прямо в лицо ледяным обжигающим холодом.
— Поэтому вы не послушались Сэва и поднялись к отцу? Чего вы ожидали услышать от человека, который не помнит собственного имени? — в голосе Горация сквозили прохладные интонации, но он не обвинял меня и не отчитывал, как сделал бы это Вениамин ас Сольд.
— Где же вы были? — спросила я кронпринца.
— Выходил, чтобы немного прогуляться, — ответил он с косой полуулыбкой, а в темных глазах разлилось лукавство, и на щеках отчего-то проявился несвойственный Горацию румянец.
— И как прогулка? — сама не понимая, на что-то обиделась я.
— Весьма увлекательно и разнообразно, — кивнул он, ногой открывая дверь в мою спальню и бесцеремонно укладывая меня в кровать, чтобы присесть рядом. Взгляд Горация потеплел, стоило ему понять, что со мной не произошло ничего ужасного, и его пальцы неуверенно скользнули к моему запястью, проверяя пульс.
— Я не способен излечить синяки, — с сожалением произнес он, недовольно хмуря брови. — Но это сделает лекарь ранним утром перед завтраком. Мне жаль, — добавил он отстраненным тоном, по привычке глядя куда-то за окно.
Я невольно старалась поймать его взгляд и не шевелилась, боясь нарушить состояние покоя, образовавшееся в душе и неуловимую хрупкую связь между мной и кронпринцем. Гораций сам не заметил, как начал подушечками длинных холодных пальцев вычерчивать на моем предплечье замысловатые узоры, а я дышала ртом и смотрела на его профиль, сотканный из теней. Острые скулы, полные и капризные губы, которые никогда не улыбались, прямой взгляд с темными радужками и черным зрачком — пугающий, засасывающий в ледяную безнадежность и непомерную печаль, волевой подбородок и высокий лоб, на который падали темные пряди волос.
— Корделия, мне всегда казалось, что я одинок, — заговорил Гораций, возвращаясь взглядом ко мне. — Но не сам ли я стал причиной своего одиночества?
Я ничего не поняла, но попыталась, желая продолжить разговор, выманить как можно больше информации, задать бесчисленное множество вопросов, только Гораций не дал мне и рта раскрыть, прижимая ладонь к моим губам.
— Нет, не сегодня, — произнес он шепотом, гипнотизируя меня взглядом. — Я достаточно говорил сегодня и очень устал. И твоему организму требуется время на восстановление после атаки темной магией отца. Он слаб, но еще способен причинить физический вред столь юному и неокрепшему созданию, как ты.
Гораций поднялся, но не спешил уходить, а я так и не пошевелилась, не понимая, что же между нами происходит. Словно намагниченные половинки друг друга, мы притягивались взглядами и не решались разорвать зрительный контакт.
— Я восхищен твоей смелостью и решительностью, — прошептал Гораций, в вечернем сумраке комнаты кажущийся мне лишь темным силуэтом, обрисованным сгущающейся ночной чернотой.
— Не уходи, — попросила я проклятого кронпринца, не понимая, что делаю и зачем говорю подобные вещи.
Гораций неуверенно переступил с ноги на ногу, снова устремил взгляд в окно, но в следующую секунду отточенными движениями расправился с пуговицами, сдернул с плеч сюртук, кидая его прямо на пол. Затем последовала очередь сапог и ремня, и я сглотнула, сжимая пальцами края покрывала, но кронпринц вовремя остановился, оставаясь в длинных плотных штанах и рубашке. Аккуратно устроившись на краю кровати, он положил голову на согнутый локоть руки и притянул меня ближе. Наши лица оказались напротив друг друга, и я впервые не ощущала ледяного холода, лишь жар, опаляющий шею и щеки, и отдающийся сосущей жаждой в груди.
— Темной ночи, моя душа, — совсем тихо произнес Гораций, подаваясь вперед и целомудренно целуя меня в лоб. Нежные пальцы прошлись по моим волосам, а непослушная прядка оказалась заправленной за ушко. — Теперь я не одинок, — очень серьезно сказал Гораций.
— Теперь нет, — прошептала я в ответ, желая и сбежать, и остаться в его объятиях одновременно. Проклятие и темная магия никак не ощущались и не давили привычной безнадежностью, словно отпуская Горация из своих силков. Передо мной лежал обыкновенный мужчина с необычной притягивающей внешностью, холодными и гордыми чертами лица, прямой упрямой линией рта и пылающим взглядом.
— Тебе хорошо? — заботливо спросил Гораций, притягивая мое запястье и снова целуя. Дольше, жарче, глядя мне прямо в душу.
От влажного поцелуя остался горящий след, и я неловко прошептала что-то в ответ, побыстрее закрывая глаза. Только через какое-то время, когда от неудобной позы затекли руки и ноги, я почувствовала, как пальцы Горация скользят по моему платью, отыскивая крошечные пуговки и освобождая меня от плотной ткани, застегивающейся на груди. Уверенным движением он стянул верх до самых бедер, после чего освободил меня и от широкой юбки, оставляя в одной
