долгого и утомительного дня — во-первых, все наше предприятие происходило в нескольких милях под поверхностью земли и почти в сотне миль от входа в пещерную систему; во-вторых, масштаб грандиозных артефактов, таких как врата, туннели и Галерея мумий, был поразительным в сравнении с большинством созданных человеком объектов на земле.
Я сомневался, что подобные работы могли быть выполнены современными инженерами, использующими самое передовое горное оборудование, доступное в те времена. Если мысленно перенестись всего на три тысячи лет назад, что является сравнительно скромным промежутком по сравнению с возрастом земли, степень изощренности могла показаться чуть ли не пугающей. Это был не тот случай, когда достаточно было бы использовать массовый труд; требовались технология, машины — поскольку, конечно, такие работы не могли быть выполнены вручную — и знания, чтобы сначала создать, а затем применить все это.
Моя голова полнилась подобными мыслями, пока мы шли дальше, сквозь бесконечный мрак, бесконечно тусклый свет, бесконечный туман и бесконечное дыхание ветра на наших щеках. Иногда я спотыкался либо приходил в себя от внезапного резкого замечания Скарсдейла или Ван Дамма и понимал, что едва не отстал от своих спутников и мог вот-вот заблудиться в тумане. В таких случаях я бывал близок к ужасу; больше всего, до болезненных спазмов, я боялся оказаться в одиночестве в этих пространствах подземного кошмара. И все же это место и наш переход были такими однообразными, что, несмотря на мои страхи и физический дискомфорт от впивающихся в плечи лямок рюкзака, я снова и снова ловил себя на том, что мой разум блуждает по странным тропинкам фантазий.
В такие минуты или при звуке голоса окликавшего меня спутника мне становилось стыдно — не в последнюю очередь потому, что я замечал вечную бдительность профессора. Независимо от того, помогал ли он Ван Дамму и Холдену толкать тележку или сверялся с компасом, он всегда оставлял одну руку свободной, а в ней сжимал револьвер; оружие он носил с ремешком, обмотанным вокруг запястья.
Пульсирующий шум, который мы слышали ранее и который, по-видимому, на какое-то время прекратился, теперь доносился до нас снова, но только урывками. Не изменилось ли направление ветра? Однако компас Ван Дамма показал, что ветер продолжал довольно устойчиво дуть с севера. Звук походил на слабейшее сердцебиение, очевидно, доносящееся с расстояния многих миль, но сопровождаемое эманациями или вибрациями, словно пульсирующими в самой скале под нашими ногами. В какой-то момент наша партия остановилась почти на час и Скарсдейл с Ван Даммом провели определенные измерения с помощью приборов, но на основе их ничего конкретного установить не удалось.
Вскоре после того, как мы снова двинулись в путь, туман начал редеть, и мы увидели перед собой довольно крутой подъем в гору. Это было настолько необычно, что Скарсдейл и Ван Дамм отметили точное время наряду с широтой и долготой и взяли дополнительные пеленги по приборам. Насколько мы могли видеть, склон, по которому мы шли, был рукотворным, и это само по себе было захватывающим; мои спутники с удивленными восклицаниями замечали следы чрезвычайно закаленных и сложных инструментов, некогда вырезавших дорожное полотно из твердой, как сталь, породы.
Ван Дамм и Холден все еще волокли тележку, на сей раз с помощью особой упряжи, придуманной Скарсдейлом; к счастью, склон не отличался устойчивой крутизной и угол подъема вскоре стал более приемлемым, так что они отказались от помощи нас с Прескоттом. На каком-то этапе я обнаружил, что иду во главе группы, хотя Скарсдейл не слишком отставал, размахивая револьвером в своей обычной бдительной манере. Передо мной в тусклом свете начали выстраиваться ряды продолговатых коробок, и мои возбужденные замечания вскоре привлекли внимание остальных участников экспедиции.
Теперь мы продвигались по широкому шоссе мимо обелиска, на котором было еще больше странных надписей наподобие тех, что мы уже видели. Скарсдейл ускорил шаги, едва остановившись, чтобы рассмотреть надписи — удивительное дело, ведь за последние несколько дней они с Ван Даммом потратили много часов на подобные исследования. Холдену и Ван Дамму было трудно угнаться за нами, поскольку мы трое, свободные от груза тележки, быстро продвигались вперед, а странные прямоугольники и кубы вырастали перед нами в сумерках.
То, куда мы вступали, было городом огромных и неизвестных размеров, выстроенным с неведомой целью во многих милях под поверхностью земли. По мере того, как мы шли дальше по широкому шоссе, открывались все новые кварталы, и наконец я понял, что масштабы города были такими же гигантскими, как размеры прочих построек, с которыми мы до сих пор сталкивались. Каменные блоки с их гладкими серыми очертаниями были лишены окон или каких-либо иных отверстий, за исключением огромных порталов из обработанного камня, похожих на те, что мы видели ранее. У некоторых имелись изящные перемычки с высеченными на них странными, непостижимыми иероглифами, сами очертания которых выглядели непристойными и порочными. Шоссе вывело нас на обширную площадь; обрамлявшие ее громадные здания были сгруппированы в неопределимом порядке или не поддающемся наблюдению узоре. Вся сложная ритмическая структура города была загадочна для постороннего, и я с трудом воспринимал углы и перспективы; при взгляде на то, что на поверхности земли назвали бы улицами и дорожными перекрестками, у меня и моих товарищей возникали ярко выраженные оптические иллюзии.
Площадь была вымощена огромными каменными плитами, также расходившимися под неправильными углами; казалось, ни одна плита не соединялась должным образом с другой, а образованная ими брусчатка не была ни квадратной, ни треугольной и словно не подчинялась никаким известным законам или математическим формулам; глаз постоянно резали разрывы структуры или уродливые либо дисгармоничные сочетания линий.
Мы так и не смогли привыкнуть к этим необычайным свойствам городского пространства. По мере приближения к определенному месту естественные законы как будто восстанавливались; все углы сходились правильно, квадрат соединялся с квадратом, а кривая с кривой. Но стоило отвернуться или отойти от выбранной точки, как снова возникали оптические искажения, так что в конце концов мы начали опасаться за свой рассудок. Это поразительное и тревожное место послужило предметом бесконечных дискуссий между нашими учеными. Те из моих фотографий, что пережили экспедицию, ничего не дали: можно было часами смотреть на увеличенные снимки, но на всех них город выглядел в этом смысле обычным.
Мы сложили наше снаряжение и припасы посреди гигантской площади и отдохнули, сидя на искусно изрезанном камне; высеченный из цельного черного монолита, он был украшен не только иероглифами, но и замысловатыми плоскостями; эти плоскости нарушали его ровные очертания и являли зрителю ошеломляющую многогранную структуру со
