Книга Позывные услышаны - Рафаэль Михайлович Михайлов

— Я успокоюсь, когда встану в строй.

В госпиталь привезли партизана с раздробленным суставом. Он долго не понимал Сильвиных вопросов, потом удивился: «Воевать хочешь? Проще простого. К нам прислали девчушку-радиста, после школы. Где школа? Захочешь — найдешь».

Нашла. Два дня бродила, а нашла. Волнуясь, рассказала все Лене. Собрали наскоро документы, полетели на Крестовский. О них не сразу доложили начальнику школы. Сидели в вестибюле, голодные, несчастные, завидовали пробегающим мимо парням и девушкам в матросских форменках. Наконец их пригласили наверх. Начальник высокий, очень смуглое лицо, в глазах — строгость. Выслушал несмелую речь Сильвы.

— Понимаю, — сказал он. — Но у нас комплект.

— Товарищ Кардов, — вмешалась Лена. — Мы обе спортсменки-разрядницы. Может, это вас заинтересует?

Сильва выложила на стол справки, квалификационные билеты, грамоты… Гимнастка IV разряда… Лыжница II разряда… Альпинист I ступени… Эти — ее, эти — Ленкины.

Кардов бегло просмотрел, вчитался в Сильвино командировочное на курсы радистов.

— Сколько групп знаков принимали?

— Пятнадцать и чуть больше.

Встал, походил по комнате, вызвал дежурного.

— Распорядитесь накормить курсантов Вишнякову и Воскову. Приказ о зачислении пойдет с сегодняшнего дня. Дайте уж им сразу и завтрак, и обед, и ужин. Они спортсменки, сдюжат.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ.

ПОБЕЖДАЕТ ПРОЕКТ ЛЕНИНА

Свердлов, беседовавший с делегатами-большевиками, обратился к Воскову:

— Выступление Авилова слышал, товарищ Восков? Восков пожал плечами.

— Типично меньшевистское соглашательство, прикрытое цитатами из Маркса.

— И ты смог бы разбить его?

— На материале Сестрорецкого завода, может, и смогу. Но лучше здесь выступить человеку, который больше меня знаком и с Временным правительством, и с положением дел в стране.

На твердо очерченные губы Свердлова набежала улыбка. — Кто-то из нас, несомненно, выступит. — Он рассмеялся. — Недурно знакомый и с положением дел, и с цитатами из Маркса.

Большие умные глаза Свердлова быстро обежали делегатов.

— Вы представляете крупнейшие фабзавкомы металлистов. Было бы крайне важно, чтобы в зале раздались и ваши голоса.

Разговор этот происходил 31 мая 1917 года в большом многоколонном вестибюле Таврического дворца в перерыве между заседаниями Первой петроградской конференции фабрично-заводских комитетов.

Рожденные революцией, фабзавкомы под руководством большевиков устанавливали 8-часовой рабочий день, боролись за лучшее положение женщины на предприятии, налаживали рабочее снабжение. Это была сила, которую не все сразу оценили.

И вот они в Таврическом дворце — посланцы революционных рабочих отрядов. В тех самых лепных «чертогах», которые в свое время привели в восхищение Державина, а позднее были использованы Павлом I под конюшни Конногвардейского полка.

Но не судьба им была оставаться конюшнями. В суровом семнадцатом здесь прозвучали голоса первых рабочих и солдатских депутатов и из этих залов по тревожно ожидающей России разнеслись знаменитые Апрельские тезисы.

Они — в Таврическом. Они знают, зачем сюда пришли. Знают свое дело и меньшевистские лидеры. Семен припоминает. Авилов… Знакомая фамилия… Ну конечно, это он в девятьсот пятом работал в Харькове, участвовал в вооруженном восстании… Что привело его к меньшевистской позиции в таком решающем для пролетариата вопросе?

Председательствующий дает слово лидеру большевиков. Грохотом аплодисментов встречается появление на трибуне Ленина. Словно защищаясь от этого шума, который мешает сейчас сосредоточиться на очень важной для него мысли, оратор легонько поднимает вверх руку с набросками речи, и зал медленно стихает.

Первая же фраза, которую он произносит очень и очень спокойно, настораживает зал. Слушатели должны понять, сколь опасна для революции разруха.

— Катастрофа неслыханных размеров! — посылает он в зал импульс, который должен пробудить, заставить задуматься, мобилизоваться.

В чем же спасение? Владимир Ильич с легким сарказмом цитирует некоторых ораторов. Может быть, в создании учреждения с преобладанием капиталистов и чиновников? По рядам прокатывается смешок. А в зал летит второй импульс:

— Путь к спасению от катастрофы лежит только в установлении рабочего контроля за производством и распределением продуктов.

Он слегка наклоняется вперед.

— Теперь все много говорят о контроле, — иронически говорит Ленин, и делегаты знают, кому готовится удар, — даже люди, которые раньше при слове «контроль» готовы были кричать «караул», теперь признают, что контроль необходим.

В боковой ложе — шумок: кому-то не по вкусу…

— Но посредством этого общего слова «контроль» его фактически хотят свести на нет.

Ленин поворачивается к креслам, где сидят его оппоненты, во взгляде его — легкий прищур.

— Резолюция товарища Авилова проникнута полным забвением классовой позиции… — В ленинских интонациях нарастают суровость, сдержанный гнев. — Он выдвигает расплывчатую форму контроля промышленности «государственной властью» при участии широких слоев демократии. Но коалиционное правительство, в которое входят теперь «социалисты», — это слово он произносит с презрительной снисходительностью, — ничего еще не сделало в смысле осуществления этого контроля.

Резким движением он выбрасывает вперед ладонь, как бы приглашая еще раз положить на нее и взвесить деяния лиц, пробравшихся к власти.

— Почему наше новое коалиционное правительство, в которое входят теперь и «социалисты», — теперь уже откровенное презрение, — в течение трех месяцев не осуществило контроль, и не только не осуществило его, но в конфликте между горнопромышленниками юга России и рабочими правительство открыто стало на сторону капиталистов?

«Большевик должен владеть фактами, — говорит себе Восков, стараясь запомнить и ленинские интонации, и логику ленинской мысли. — Факт и обобщение. Факт и обобщение».

— Буржуа лгут, — раздается с трибуны, — выдавая за «контроль» государственно-планомерные меры обеспечения тройных, если не десятерных, прибылей капиталистам.

Он усмехается — они заслонились газетами.

— Государство наше сейчас, — продолжает свои удары Владимир Ильич, — есть государство хищничающих капиталистов. Этому государству, — подчеркивает он, — сдать дело борьбы с «хищничеством» капиталистов — значит бросить щуку в реку.

Взрыв смеха в зале. Смеется и Ленин, глаза его щурятся, искоса он бросает взгляд в сторону газет: недвижимы.

— Резолюция Авилова, — деловито подводит итог Ленин, — начавшая с того, что обещала дать все, закончила тем, что в сущности все предлагает оставить по-старому. Во всей его резолюции, — досадный взмах рукой, — нет и тени революционности. — На секунду задумывается и выдвигает свою формулу: — Регулирование и контроль не класса капиталистов над рабочими, а наоборот — вот в чем суть.

Делегациям уже роздан проект резолюции большевиков.

— Чтобы контроль над промышленностью действительно осуществлялся, он должен быть, — голос оратора поднимается, — рабочим контролем, чтобы во все ответственные учреждения входило большинство рабочих и чтобы администрация отдавала отчет в своих действиях перед всеми наиболее авторитетными рабочими организациями.

Зал реагирует бурно, шумно, всплесками.

— К делу, к делу! — весело заканчивает Ленин. — Поменьше отговорок, поближе к практике! Оставлять ли нетронутыми прибыли по военным поставкам, прибыли в размере пятисот процентов и тому подобное,