корреспонденты «Baguio Midland Courier» — один обыкновенный, другой с магнитофоном, а третий с фотоаппаратом.
И я тут же надел фирменные очки с квадратными стеклами.
О разговоре вчера попросила госпожа Имельда, как откажешь?
И вот пошла речь о том, о другом, о третьем. Очки? Особые, для концентрации на шахматах. Особенно полезны при фотографировании. О «Пустыне» — это действительно я исполняю партию Улугбека? Да, я. И ваша мама тоже участвовала в записи? Тоже. Соколова-Бельская? Именно. Ночная Царица Пустыни? Точно так. А о Багио вы напишете что-нибудь? Возможно. В такой манере мы и поговорили пятнадцать минут, после чего девочки сказали, что гроссмейстеру нужно готовиться к следующей игре. Журналисты явно хотели спросить о наших взаимоотношениях, моих и девочек, но решили отложить на следующий раз.
Глава 18
25 июля 1978 года, вторник
Марш!
Костюм я надел синий. Галстук — светло-серый. Рубаха кремовая, шёлковая. В остальном без перемен.
Поможет, нет?
Не дожидаясь, пока фотографы ослепят нас вспышками, я достаю «шахматные» очки, Карпов просто щурится.
Наконец, фотосессия кончилась, и настало время игры.
Очки я спрятал в серебряный футляр. Золотой — было бы вызывающе, а серебряный — в самый раз. Для претендента.
Карпов двинул королевскую пешку на е четыре. Обычный для него ход. Никаких сюрпризов.
Разыграли испанскую партию — дебют, где белые имеют небольшой, но стабильный перевес в развитии. Задача белых — усиливать давление по центру, шансы черных — дожидаться ошибок противника.
От Карпова ошибки дождёшься, как же.
Но я не тороплюсь отыгрываться. Матч-то безлимитный, ничья не приблизит ни Анатолия Евгеньевича к победе, ни меня к поражению.
Ситуация такова: у Карпова преимущество. Во-первых, он ведет в счёте. Во-вторых, играет белыми. И в-третьих, он акклиматизирован, а мне до привыкания к местным реалиям ещё без малого две недели. Следовательно, в эти две недели он и постарается если не выиграть матч целиком, то создать хороший задел. Уже создаёт, да. И потому воленс-ноленс, он пойдёт в атаку. Должен пойти. Мое дело — угадать, где, когда и чем он будет атаковать.
Гадаю.
Грохочет гром. Опять дождь, опять гроза. Людей сегодня чуть больше, чем на первой партии, что можно считать успехом — всё же будний день.
Задумываюсь над ходом: теория рекомендует поменять коней, меньше фигур — ближе к ничьей, а это чёрным во благо.
А пусть!
Но не успел я взяться за фигуру, как яркая молния осветила зал, тут же оглушительно грянул гром — и стало темно. Совсем.
То там, то сям в зале загорались огоньки. Спички, зажигалки.
— Погасите! Погасите немедленно! — закричал распорядитель. — Это запрещено! Может случиться пожар!
Пожара боятся, и огоньки стали гаснуть. Не все, но многие.
Лотар Шмидт включил электрический фонарик, навёл на игровой столик.
— Я прерываю партию до восстановления нормальных условий, — сказал он, и остановил часы.
Однако минуты три моего времени пропало. Жаль.
— И что дальше? — несколько нервно спросил Карпов.
— Сейчас запустят запасной генератор.
— Сейчас — это когда?
— Минут десять, не больше.
Я встал из-за столика и стал осторожно прохаживаться по сцене. Три шажка вправо, три шажка влево. Карпов нервничает. Часы остановлены, но я-то думаю. А то, что отошёл от доски, пустяк — мне, как и любому сильному шахматисту, доска не очень-то и нужна. Позиция в голове, твори, выдумывай, пробуй.
И Анатолия это напрягало. Нечестно ведь.
— Протест заявить? — сказал он негромко в темноту, но сказал явно мне.
— На что? — ответил я.
— Нарушено нормальное течение партии.
— Это очевидно, но ке фер? Фер-то ке?
— Что?
— Что ты предлагаешь? Переиграть партию завтра? Я поддержу. А то пусть засчитают, как ничью, я не против.
Карпов замолчал. Думает. Переиграть партию? Позиция на доске для него, Анатолия, вполне благоприятная, что тут переигрывать, от добра добра искать? Новых ходов-то не сделано, тайны не раскрыты, чистая теория. Ничья же белыми ему не с руки, опять же позиция у него чуть лучше, и я не акклиматизирован. К тому же раз предлагаю, значит, сил отыгрываться в себе не чувствую.
— Нет, — сказал он. — Зрители пришли, их нужно уважать. Будем играть.
— Как скажешь, — и я едва слышно вздохнул. В пятом ряду не услышат, и в первом вряд ли, а вот Карпов услышал и понял — я жалею, что не принято предложение ничьей.
Тут свет сначала мигнул, а потом восстановился полностью.
Шмидт спросил:
— Готовы продолжить игру?
Мы ответили, что жаждем.
И он пустил часы второй раз в партии. Редко, но бывает.
Я, конечно, пошёл на размен, подтверждая, что играю на ничью. Размен — это упрощение, а упрощение в подобной позиции уменьшает возможности атаки.
Карпов задумался. Теория предусматривает три основных продолжения, каждое из которых сулит небольшой перевес. Карпов же известен как специалист превращать небольшой перевес в большой, а там и решающий. Но ведь и у меня репутация человека-автомата. До субботнего поражения, где я опрометчиво ринулся в атаку, у меня была беспроигрышная серия, значит, защищаться я умею.
Логика требовала играть надёжно. Но одна победа — это так мало в безлимитном матче. А я, кажется, далеко не в лучшей форме.
И Карпов сделал новый ход. Неожиданный. Наверняка, домашняя заготовка. Принципиально он ничего не менял, этот ход: у белых оставалось лучше, но ход давал больше простора для черных. Обманчивого простора: зеленая в цветочках лужайка вдруг оборачивалась непролазной трясиной, попадешь — не вернешься.
Я думал минут двадцать, и нашёл тропинку, которая проведет меня к островку, где держат Собаку. А уж спустить её с цепи я сумею.
Мой ход не оказался для Карпова неожиданным, он ответил сразу. А вот ещё через пару ходов задумался, и надолго задумался. Почувствовал, что где-то засквозило.
И предложил ничью.
Я отказался. Шанс на ничью у Карпова оставался, но поди, найди его за доской, если только что был уверен, что играешь на победу.
Он не нашёл.
И сдался на тридцать пятом ходу.
На пресс-конференции он высказал претензии по поводу инцидента с освещением: подобные происшествия ломают логику партии.
Когда спросили меня, что я об этом думаю, я рассказал, что в операционной лампы подключены к аккумуляторам, чтобы в случае перебоя с электричеством операция продолжалась беспрепятственно. Хорошо бы и нам что-то вроде устроить. На всякий случай. Ну, или хотя бы туристские фонари поставить рядом. Палаточные, на батарейках. В общем, ушёл от ответа.
За ужином в ресторане отеля нам презентовали торт от шеф-повара. В честь победы. Управляющий отеля устроил небольшое представление, нам на радость, себе на утешение, отелю на рекламу.
Мы порадовались, да. Почему не порадоваться?
Полку нашего прибыло: из Вены прилетел Клаус Шафнир, шахматный обозреватель «Фольксштимме». Вообще-то обозревателей здесь было во множестве, англичане, американцы, немцы, французы, испанцы… Наших вот только не было. Формально Таль и Петросян были журналистами, Петросян так и вовсе главред еженедельника «64», но не царское это дело — чемпионам мира писать информашки. Я просил включить в команду Якова Дамского, но мне ответили, что нет, нельзя. Что-то там с анализами у Якова Владимировича неладно. И я позвал Клауса. За свой счёт — «Фольксштимме» издание небогатое, посылать корреспондента за границу ей не по средствам. Буду считать расходами на рекламу. Клаус последний год вел в газете «Школу Ч», и сам был национальным мастером, то, что нам нужно. И газете тоже. Свой корреспондент в штабе претендента, то есть меня — это авторитет, это публика, это касса. За время нашего сотрудничества «Фольксштимме» превратилась если не в гиганта типа «Бильд», то, во всяком случае, стала прибыльной, имеет подписчиков, помимо Австрии, в обеих Германиях, Швейцарии, Люксембурге, Италии и, понемножку, в остальных странах Европы и даже в других частях света. В немалой степени за счет шахматного раздела, который стал самым авторитетным в германоязычном мире.
— В стане Карпова недовольны, что Чижик отказался от ничьей, — снабжал он нас новостями. — Говорят, непорядочно это.
— Пусть говорят, — кивнул я, не объясняя, что поначалу от ничьей отказался Карпов. Зачем объяснять, я не собираюсь оправдываться.
— И что во время вынужденной паузы у вас, Михаил, была возможность думать.
— Конечно, была. Мозги-то не выключишь. Разве что оглушить, но до этого не дошло.
— А в целом публика в восторге. Две результативные партии её расшевелили. Шансы у букмекеров теперь шестьдесят на сорок в пользу Чижика. А перед игрой были наоборот, в пользу Карпова.
— Всё ещё много раз переменится, Клаус. Представление только начинается. Карпов могучий соперник, и у него немало парфянских стрел в колчане. Будет интересно.
Так, раздразнив Клауса, я и покинул ресторан.
В номере меня
