— Прости, — говорим одновременно и тут же хохочем, отстраняясь. Щелкаю её по покрасневшему носу, а Аня поправляет мне взъерошенные волосы, и мы обнимаемся снова, восполняя недостаток общения в последние сутки.
— Расскажи, как всё прошло, — говорит Анька и утаскивает меня в корпус, — обещаю не нудеть по поводу Димы.
И я рассказываю. Все, до мельчайших подробностей. Мы не обращаем внимания на препода, только болтаем без умолку. И Аня правда не нудит по поводу Димы, она просто сидит, раскрыв рот от шока. К нему добавляется ещё и грусть, и уже на второй паре мы сидим в обнимку, раздумывая о бренности жизни.
— Интересно, почему их нет сегодня? — спрашивает Аня.
— Димы и Маши?
— Да плевать мне на Машу. Димы и Андрея.
И в голове вдруг щелкает. Андрея и правда нет. Вчера, после кино, я видела его последний раз, он не звонил, не писал, никак не давал о себе знать.
Почему-то в груди разрастается тревога. Ощущения дико странные, поэтому достаю телефон и пишу Андрею подрагивающими пальцами.
Катя: Тебя похитили инопланетяне, поэтому не видно и не слышно?
Ответ не приходит сразу, через минуту, две, пять, его все ещё нет. Анька хмурится и смотрит на меня, а я только пожимаю плечами: ну мало ли, может, проспал человек.
— Похитили, но я уговорил отпустить их меня ради самой прекрасной Катюши на свете, — звучит шепотом на ухо, и я подпрыгиваю, от страха и неожиданности заверещав на весь коридор.
— Ты дурак совсем? — кричу на Андрея и прижимаю руку к груди, слушая бешеный стук сердца. — Кто так подкрадывается?!
— Семёновы, — хихикает он, разводя руки в стороны. — Подкрадываемся, прокрадываемся, появляемся неожиданно.
По его хитрой ухмылке вижу, что он знает о ночном визите Димы ко мне. Как. Почему? Спросить невероятно хочется, но вот открывать тему заново — нет. Я что, зря всю ночь страдала?
— Да, неожиданно, — бурчу и отпускаю взгляд, натыкаясь на сбитые кулаки Андрея. Какого черта? — Это что такое? — хватаю его за руку, рассматривая повреждения. Костяшки сбиты на обеих руках, но не так сильно, если бы он лупил стенку или грушу обеими руками. — Андрей, что это?!
— Это руки, Катюш, отпусти, пожалуйста, слишком приятно держишь, — он смеётся и явно издевается, а я поднимаю взгляд, чтобы найти подтверждения драки. Губы целы, скулы тоже, если, конечно, он ничем ссадины не замазал… Поднимаю со лба челку и любуюсь синяком и раной на брови. Ясно.
— И кто второй такой же? — злюсь, потому что, кажется, знаю ответ. Вряд ли на него напали гопники в подворотне. Да и слишком странно он говорил про «прокрадываемся».
— Нет второго, я с асфальтом подрался.
— Этот асфальт? — внезапно оживает Анька, кивая куда-то за мою спину. Страшно и больно поворачиваться, но выбора нет. Конечно, там Дима. С разбитой губой и ссадиной на щеке. Без Маши.
— Что вы не поделили, а?
Дима стоит в метрах десяти, но смотрит на нас, как будто участвует в разговоре. Но смотрит снова странно. И только потом до меня доходит, что я до сих пор держу руки Андрея в своих.
Ну и плевать.
Я настроилась забыть тебя, Семёнов, поэтому отныне под обстоятельства я подстраиваться не буду. Буду жить.
— Быстро ответили оба, — рычу, повернувшись в сторону разрисованного брата. Он подходит к Андрею с лёгкой улыбкой, закидывает руку ему на плечи, и они оба выглядят такими счастливыми, словно не стоят тут побитые передо мной. Придурки. Угораздило же…
— Цыпленок, не рычи, — говорит Дима, и я старательно задвигаю воспоминания о ночи в дальний угол сознания. Не хочу.
Нехочунехочунехочу.
— Что. Вы. Не поделили?! Отвечайте, или я сваливаю.
— Катюш, — говорит Андрей, слишком нежным движением заправляя мне за ухо прядь волос. Мне кажется, или я слышу, как кто-то рычит? — Ну мы же братья. Все братья дерутся, это нормально. Мы повздорили, но поговорили, и уже все в порядке. Честное слово, видишь? Одна семья.
— Семья придурков, — фыркаю и ухожу, не забыв прихватить с собой Аню. Семья. Да пошли они вообще…
— Маме только нашей такого не скажи, она расстроится, — доносится в спину, от злости даже не могу отличить, чей голос. Идиоты. Просто идиоты.
— Ань, ну что это? — мне хочется хныкать от безысходности. Я вчера решилась забыть его и проститься, а сегодня он снова врывается в моё сердце с ноги, демонстрируя разбитое лицо. — Может, мне уехать? В Питер? Поехали со мной, а? Я давно хочу.
— Ага, давай, — кивает Анька, и я чётко слышу в её словах сарказм. На что я надеялась? — Давай в Питер. Убежать же проще, чем поговорить с ним нормально. Катюш, не обижайся, но это очень глупо.
— Ань, мне вообще кажется, что я самый тупой человек на планете, — фыркаю и смотрю в окно, пытаясь унять злость.
— Нет, не самый, — хихикает подруга. — Но дурочка, конечно. Ты же сама себя путаешь. Иди и поговори с ними, они вон до сих пор стоят в обнимку там. Иди, я не шучу.
Я понимаю, что она права. Правда понимаю. Потому что это молчание до добра не доведет.
Ладно.
Выдыхаю, киваю, и иду к братьям, собрав в кулаки всю свою храбрость. Страшно, сердце прямо в горле стучит, но выхода нет. Давно пора поставить точку в этой Санта-Барбаре. В конце концов, поговорить действительно нужно. Потому что эта недосказанность всем нам потом боком выходит.
— Вы оба, — становлюсь перед ними и складываю руки на груди, пытаясь не дрожать от напряжения. — Пойдёмте в кафетерий, поговорим.
— Цыпленок, сейчас пара, вообще-то, — хохочет Дима, а я с трудом держусь, чтобы ему ещё один синяк не поставить. Чего он такой довольный вообще? Ночью грустный приходил, а тут прям светится.
— Вы пропустили две, не делайте вид, что заботитесь об учебе.
Разворачиваюсь и иду в сторону кафетерия, зная, что они оба пойдут за мной. Не оборачиваюсь, хотя дико хочется, только сдерживаю отчего-то рвущуюся наружу улыбку.
— Я слушаю, — говорю, когда они усаживаются напротив меня. В кафетерии никого, все уже разбежались на пары, и только мы сидим в самом центре зала за столиком, глядя друг на друга как три идиота. Хотя, учитывая нашу ситуацию, то без «как». Три идиота.
— Катюш…
— Нет! Достало! Никаких обманов. Мы все втроём варимся в этой каше, каждый видит то, что хочет видеть, и никто толком ничего не объясняет. Я хочу правды, устала уже от всего!
Видимо, говорю я это настолько эмоционально, что парни тут же успокаиваются и садятся чуть ровнее, убирая с лиц улыбки. Так-то лучше.
Дима складывает руки на груди и молчит, глядя прямо на меня, а Андрей принимается за рассказ.
— Вчера, когда ты ушла домой, я увидел машину Димы. Заметил, что он едет к тебе, и решил подождать. Потому что… Да пофиг почему, решил и всё! Дима вышел через час где-то, весь грустный, задумчивый. Я к нему подошёл, попросил не трепать тебе нервы и уже наконец определиться, кто ему нужен, а не запутать всех ещё сильнее. Ну, слово за слово, и подрались…
