— Врешь.
— Не вру, цыпленок. Я соскучился. Мы почти перестали общаться.
— Мы обсуждали это по телефону. Прекратить общение было не моей инициативой. Ты утонул в своей Маше и забыл об окружающих, наплевал на всех, кому ты дорог, а теперь приходишь и говоришь, что мы перестали общаться. Да ну? И с чего бы это?
— Мне нравится, что ты перестала скрывать характер, цыплёнок.
Чуть не сорвалось с языка, что это произошло благодаря ему. На самом деле. Это он научил меня стоять за себя и не опускать руки, когда тяжело и больно. Причем делал это не специально. Просто иногда одним словом переворачивал весь мой мир.
— А мне не нравится, что ты вламываешься в мою квартиру ночью.
— Тебе нравится, — он хохочет.
Мне нравится.
— Нет, Дима. Меня это бесит. Соскучился? Посмотрел? Можешь идти.
И он снова молчит. Снова странно смотрит, щурится и сжимает челюсти, напрягая шею.
А я не знаю, что ещё говорить. В любви признаться? Ни за что. Попросить уйти? Десять раз уже просила. Язвить? Не реагирует он никак.
Поэтому просто наливаю кофе, ставлю Диме чашку и сажусь напротив, делая обжигающий глоток приятной горечи, глядя Диме прямо в глаза.
И он смотрит.
И тело мурашками от его взгляда покрывается, потому что так он никогда не смотрел ещё.
Как будто… Как будто у него внутри такая борьба происходит, что и меня ненароком зацепить может. Страшно, но интересно сильнее, именно поэтому взгляд не отвожу, а смотрю в упор.
Нас разделяет стол. Небольшой совсем, мы практически локтями касаемся. Как некстати вспоминаю, как мы потеряли голову на этом столе. Было все иначе… Никакой Маши, никаких сильных чувств. Только что-то новое, неизведанное, дикое, живое.
И ведь времени совсем мало прошло, а мир перевернулся так, как будто все хорошее было вечность назад.
Теперь мы сидим за этим столом и смотрим друг на друга, словно это в последний раз. Серьезно. В мелодрамах так смотрят либо влюбленные, которые по какой-то причине расстаются, либо старики, которые встретились и поняли, что всю жизнь любили и потеряли кучу времени.
От сравнений и понимания происходящего хочется плакать, но я стойко держусь. Не нужно это сейчас. Слёзы не помогут, сделают только хуже.
Дима протягивает руку и касается пальцами моей щеки, доводя до мурашек. Вся злость испаряется, даже слова о сравнении с Машей мигом назад забрать хочется.
Он не смотрит так, словно сравнивает. Он смотрит на меня. В душу и сердце, через глаза, наверняка от подступающих слез уже покрасневшие.
Мне жарко и холодно одновременно, а Дима продолжает касаться, сводя с ума. Обводит щеки, трогает нос и аккуратно ведёт дорожку по переносице, переходит на лоб, поглаживает, по закрытым глазам, вискам, снова щекам и искусанным от нервов губам. Мимолётно, как пёрышком, словно изучает или… Запоминает. Запоминает, чтобы помнить в разлуке. Вспоминать, потому что не будет видеть.
Я не выдерживаю.
Слёзы катятся по щекам.
И Дима осторожно стирает их пальцами.
Открываю глаза и вижу, что он смотрит с улыбкой, но с такой грустной, что от боли сжимается сердце.
Я не знаю, что происходит в его голове и душе, и не хочу знать. Но я бы все отдала, чтобы он так смотрел на меня каждый день. До конца жизни.
— Дим, уходи, пожалуйста.
Нервы не выдерживают этой пытки. Желание послать все к черту и поцеловать его просто невыносимое. И на сердце больно, и душа плачет, и я на грани истерики. Ещё каких-то пару дней назад все было просто, понятно, весело и интересно, а сейчас рушится по кирпичику, а я не то что строить заново, я даже уворачиваться от этих кирпичей не успеваю.
Но Дима все понимает. И за это я благодарна ему больше всего. Он всегда понимал.
Потому что кивает на мою просьбу и встаёт из-за стола, одним глотком допив остатки кофе.
Ему дерьмово, я это вижу. А мне не легче. Мы вдвоём попали в какой-то тупой жизненный круг, из которого не можем выбраться.
Он встаёт и подходит ко мне, поднимает за руку и обнимает так крепко, что я тону в его запахе и теплых руках. Готова стоять так вечно, только… Только сама же попросила его уйти.
Дима обнимает меня несколько минут, мы стоим ночью на кухне с дерьмовым освещением, обнимаемся и молчим, но молчание настолько громкое, что закладывает уши.
Я уверена на миллион процентов, что этим визитом Дима ставит точку в наших с ним любых отношениях.
И это больно. Хоть и правильно.
Он отстраняется, наклоняется и целует меня в лоб, жмурясь, словно от боли. И я жмурюсь. Потому что больно на самом деле.
— Не провожай, — ещё один поцелуй в висок и через несколько секунд сердце рвется одновременно со звуком захлопнувшейся двери.
Я в клочья.
Глава 19
По будильнику на пробежку после ночи в обнимку с ведром мороженого и просмотра сопливых фильмов сложно, но надо. Пообещала, значит нужно выполнять.
Встаю с трудом, но отговаривать от пробежки себя не собираюсь. Во-первых, нужно вырабатывать силу воли. Во-вторых, я точно уверена, что Димы сегодня там не будет.
У меня была целая ночь, чтобы осознать и отпустить, поэтому с разложенными по полочкам мыслями действую гораздо адекватнее.
Не скажу, что я все же отпустила и забыла, но осознать попыталась. Зато действительно встряхнула муку в голове и постаралась понять происходящее.
Дерьмо случается, да. Без него никак, к сожалению. Но жизнь одна, тратить её на постоянные слёзы тоже не вариант. Да, больно, но справлюсь. В конце концов, никто не знает, что будет завтра. Или через пять минут. Поэтому нужно наслаждаться моментом.
Наслаждаться им сложно, когда на голову льет ливень, но пробежка по такой погоде добавляет ещё немного драмы, хотя вряд ли мне её очень уж и не хватало. Я бегаю до жжения в лёгких, с этой болью бегу домой, принимаю душ, собираюсь в универ и иду туда с гордо (или не очень) поднятой головой.
План на день неприлично прост: мне нужно помириться с Аней. Потому что после такого эмоционального потрясения не позвонить подруге было максимально сложно. Мне дико хотелось поныть в родное плечо, но вряд ли бы именно ночью после ссоры это принесло желаемые плоды.
Именно поэтому я жду её у универа, и отчаянно пытаюсь найти глазами Диму, хотя твердо обещала себе этого не делать.
Но Димы на горизонте нет, Лариной, кстати, тоже не видно, а вот Аня, моё солнышко, идёт такой же хмурой тучей, из которой меня поливало сегодня на пробежке.
И мы обнимаемся. Без лишних слов и глупых, никому не нужных фраз. Наша дружба давно держится на понимании мыслей друг друга, поэтому одного взгляда хватает понять, что ничего, кроме объятий, нам больше не нужно.
