за неправильную любовь могут страшно наказать. Они изуродуют тебя, или сожгут, или прогонят прочь. Заставят танцевать перед собой на раскаленных углях. Протащат голым по городским улицам. Засунут в бочку, полную битого стекла. Привяжут к лошадям, и те, когда побегут в разные стороны, разорвут тебя на части. Но кто я такая, чтобы ослушаться свою принцессу?
Она мне улыбается. Мы сворачиваемся, тесно прижавшись друг к другу, у теплого брюха ее коня. Чувствуем, как оно мерно поднимается и опадает, пока не засыпаем. Когда я просыпаюсь, моя рука на ее животе. Я обнимаю ее, как устрица жемчужину, до тех пор, пока она не просыпается. Ее маленькие глаза ярко сверкают, и все это только для меня. Мое лицо первое, что она видит после пробуждения. Любовь накатывает на меня удушливыми волнами. Вот она уже плещется у шеи. А вот накрывает с головой. Я закрываю глаза. Я знаю, что она меня утопит. Вижу, как мои ноги заковывают в раскаленные кандалы. Вижу бочку, хищно сияющую внутри тысячей острых граней. Я даже не думаю о том, что могу осмелиться желать этого. Не думаю вовсе. Мне не приснилось. А если и приснилось, то это были правильно оформленные сны. Я не озвучивала своего желания. Я не знала.
Моя маленькая принцесса. Я расчесываю ей волосы, убираю их с лица. Мы вместе моемся, плескаясь в ручье, как дети, до того, как они познают стыд. Мои плечи, спина, вся я мокрая с ног до головы. Она мне улыбается. Я снова пробую на вкус ее губы. Ее руки на моей талии, и я потеряла себя. Я забыла свое место.
Мы проводим три благословенные ночи вместе. И потом она просит меня занять ее место. Стать женой принца. Отнести соглашение, приколотое к ее мантии. Держать золотой кубок. Чувствовать его руки на своем теле по ночам.
– Я люблю тебя. – Ее глаза наполняются слезами. – Я не могу быть с кем-то другим. Я этого не выдержу.
И как отказать? Я обнимаю ее и говорю, что согласна. Я служанка, она моя госпожа. Из-за этого – и не только из-за этого – я должна повиноваться.
Гусыня в правильном свете может сказаться лебедем. Я держу голову выше, чем когда-либо. Меняю свой голос, чтобы походил на ее благородный тембр. Но я уверена, что они раскусят меня. Ведь я та, кто я есть, я все делаю не так, ем, танцую, праздную. Я знаю. Знаю. Уже чувствую вкус крови. Ощущаю запах горелой плоти. Она говорит мне, что нам придется убить ее говорящего коня.
– Благородные его понимают. А ты не можешь. – Она смотрит на меня.
Ее глаза полны отчаяния. Самого настоящего отчаяния. Ее пальцы гладят его гриву. Она зовет его «любимый» и нежно прощается.
Я знаю особые слова, после которых все случится быстро. Голос благородных как волшебное заклинание. Ты приказываешь, они слушаются. И незамедлительно. Их тренировали, и, конечно, они боятся кнута.
Его безмолвная голова прибита к стене около конюшен. Вот что бывает за непослушание. Я смотрю на него. Он любил ее. Был послушен. И теперь его мертвая грива свисает со стены. Его мертвые зубы выглядывают из-за снежно-белых, некогда мягких губ. Я закрываю глаза. Столько грехов я готова совершить, чтобы сделать ее счастливой. Чем только я ни готова рискнуть. Но мы вместе так счастливы, так чисты, мы такие настоящие. Со мной никогда ничего подобного не было. Ни разу за всю мою жизнь.
Служанке несложно стать принцессой. Она же превращается в мою прислугу. Это приятно. Ее руки на моей шее, пока я укладываю собственные волосы, наношу краску, прикалываю драгоценности на одежду. Распрямляю спину. Мы обе стоим идеально прямо. Ее уверенность. Это нечто особенное. То, как она ходит без защиты короны. Ее руки и глаза.
Я отправляю ее на птичий двор, чтобы уберечь от зла. Она не будет проводить время со взрослыми людьми, только с детьми. У нее будет отдельный маленький домик. Вдалеке от меня. Но я постараюсь ее навещать. Золотые волосы и кожа, мягкая, как шелк. Вещи, стоящие того, чтобы их забрать. Я знаю, что ей будет лучше вдали от людей, которые привыкли иметь вещи. И я делаю этот выбор за нас обеих.
Однако это то, что вызывает неприязнь. Ей приходится тяжелее. Я не могу делать ее работу. Ей нужно научиться, а на это нужны время и силы. Ее руки начинают трескаться. Она уже не радуется всему так, как раньше. Она думала, что служение – это своего рода игра. Я тоже так думаю, это трюк, который она может освоить. Вот только мой подарок ей превращается в обузу. И день за днем его тяжесть растет. Я не могу быть все время рядом, чтобы облегчить боль ее ноющих плеч, растереть ей уставшие ноги, поцеловать ее покрывающееся веснушками лицо.
Я пытаюсь, но я тоже работаю. Я играю свою роль.
Мне тоже приходится трудно, но иначе. Я тружусь по ночам. Он нежен, черты его лица тонки и изящны. По своему он добр. Но я не хочу его. Не хочу и подчиняюсь. Улыбаюсь. Говорю, что люблю. Закрываю глаза. Прячу свои шрамы, отворачиваюсь, когда к глазам подступают горькие слезы. Я думаю, что он считает, что моя неприязнь к постельным забавам – следствие благородного воспитания. Я слишком чиста и хороша, чтобы заниматься любовью с мужчиной и наслаждаться этим. Настоящая принцесса. Если бы он только мог вложить в мое чрево наследника, это сразу обеспечило бы мою безопасность. Хотя бы на некоторое время. Я знаю, рано или поздно меня раскроют.
Гусь может изо всех сил стараться быть лебедем. Скрыть кричаще красный клюв и даже изменить скрипучий голос. Но лебедь гусем притвориться не сможет никогда. Одного желания недостаточно. Лебедям хочется чистого белья и золота. Легкой, красивой жизни. И когда я навещаю ее, глажу ее лицо, я вижу, как ее взгляд останавливается на моих драгоценностях. Она не думает о том, как они тяжелы, их блеск завораживает ее. Она знает, что они должны принадлежать ей. Она хочет их обратно.
Я думаю, что она действительно меня любила. В начале. Пока не возложила на свои плечи бремя служения мне. Лежа в теплой, мягкой постели, ей было легко мечтать о наших объятиях. Я теперь почти каждую ночь напоминаю себе об этом. А потом я сворачиваюсь под одеялом и представляю, как вокруг меня смыкаются мрачные стены темницы. И чувствую резкий привкус смерти на губах.
Гусь
