Ох, дурдом.
Завязывая шнурки, вижу боковым зрением, что она вырастает в дверном проёме кухни.
— Ты целовал меня сегодня ночью, я всё чувствовала.
— Я тебя не целовал, пробовал губами нет ли у тебя температуры.
— Пробовал температуру на щеке? — хитро улыбается. — Вот тут ещё на шее. Новый метод?
Вот чёрт, а. Ну вот как так бездарно спалиться, я думал, что она крепко спит.
Ну нравится она мне! Да! Нравится! Но всё равно это совершенно ничего не меняет.
— А почему мне с тобой на пробежку нельзя?
— Потому что, на всякий случай. У тебя вчера температура высокая была, лучше перестраховаться. Всё, я пошёл… Вик, ну всё, прекращай, — уворачиваюсь, когда она повиснув на моей шее, пытается поцеловать. И не унимается — трётся о меня всевозможными местами, рождая в фантазии недвусмысленные картинки. Ну я же здоровый мужик, в конце концов!
— Я тебя люблю, — признаётся, подбрасывая своим признанием камней на душу. — И никому не отдам.
— Вика, всё, это не смешно.
— А что смешного в чувствах? Это так, и я хочу, чтобы ты об этом знал. И у тебя ко мне тоже есть чувства, только ты почему-то боишься в этом признаться. Даже себе, — снова эта хитрая улыбка. — Такой большой, на войне был, а боишься.
— Просто я старше и понимаю, что это не любовь.
— Нет, она самая, дядь Саш. Она самая, — встаёт на цыпочки и ловит губами мои губы. Вроде бы игриво, но её близость резанирует далеко не шуточно. Секунда, две, но поцелуй никто из нас не разрывает, более того, я первый превращаю поцелуй "игривый" во "взрослый". Как-то само собой, на какие-то мгновения, но этого достаточно, чтобы чуть не потерять голову. Руки-предатели сами забираются под её свободную "ночную" футболку, гладят спину. Недвусмысленные картинки за долю секунды сменяются на очень откровенные.
Любовь, не любовь, но страсть между нами есть безусловно. И такая, что припомнить сложно что-то даже близко похожее. Очень хочется стащить с неё все лишние тряпки и наконец-то сделать то, о чём думаю практически постоянно, в прямом смысле в режиме нон-стоп. А тем более когда тебя так открыто провоцируют.
Хочется… но армия научила с честью преодолевать все тяготы и лишения.
— На учёбу опоздаешь, иди, — отрываю её от себя как маленькую, но очень соблазнительную пиявку, мечтая только о том, чтобы она прикрыла уже, наконец, свои крышесносные ноги. — Всё, иди уже, Вика.
— Это было моё самое лучшее утро за все последние годы. У тебя же тоже?
— Было и лучше.
— Ой, врёшь ты всё опять.
Нет, это невозможно. Она только и делает, что доводит меня до грани, при чём в самых разных смыслах.
Бросаю взгляд на её голые колени и сигнальный маяк "стоп" мигает перед глазами огненно-красным. Ещё минута и случится непоправимое.
— Я ушёл, — не дожидаясь наверняка провокационных прощаний, быстро захлопываю за собой дверь и выметаюсь на стылую лестничную клетку. Сквозь зияющую в разбитом подъездном окне дыру залетает ледяной ветер. Темно и пасмурно. И бежать совсем не хочется, но оставаться с ней дома тоже не самая лучшая идея. Она же откровенно меня соблазняет и совру, если скажу, что это мне не нравится. Нравится, именно поэтому нужен тайм-аут.
В кармане тонкой спортивной куртки звонит телефон, и я спешу поскорее принять вызов, пока не разбудил весь пролёт — двери хлипкие, стены картонные.
— Да! — так поторопился, что даже не посмотрел номер звонившего. — Я слушаю.
— Саш, привет.
Твою мать.
Варя.
Именно сейчас, как почувствовала.
— Привет, что-то случилось?
— Нет, ничего. Надеюсь, я тебя на разбудила?
— Ты же знаешь, что я не встаю позже семи — привычка.
— Знаю, потому и набралась наглости позвонить так рано. Сёмка проснулся ни свет ни заря, и я вот решила набрать тебе, пока дела не навалились. Сам же знаешь, как оно бывает… — мнётся. — Как дела?
— Нормально. А у тебя?
— Тоже хорошо. А погода у вас какая там? У нас слякоть.
— А тут уже мороз.
Ощущение отвратительнейшее. Чувствую себя самым конченым человеком на земле, потому что прекрасно понимаю, чего вдруг она позвонила: здоровый гетеросексуальный мужик остановился "перекантоваться" пару ночей в квартире её молоденькой дочери и в итоге запропастился на неделю. Просто пропал со всех радаров.
Какие ещё может сделать выводы мать? Только те самые. И особенно ужасно то, что она не слишком далека от истины. Я целовался с её дочкой, трогал её грудь и вообще…
— Саш, — прочищает горло, явно волнуясь. — А ты скоро возвращаешься?
— Ну вообще, да, скоро. Должен был вчера уехать, но появились… дела кое-какие. Сегодня-завтра возьму уже билет, наверное. А что такое? Я вам нужен там?
— Нет, но… просто… — и внезапно переключается. — Как там Вика? Не докучает?
— Нет, всё нормально. Она не подарок, конечно…
— О, это да, это точно, — нервно посмеивается.
— Но в целом общий язык мы нашли.
И ни единожды применили…
Твою же ты мать, а.
Сажусь на корточки, опираясь спиной об обшарпанную бетонную стену исписанную разного рода непристойностями.
— Да мне тут соседка вчера вечером позвонила, представляешь, сказала, что с Викой мужик какой-то живёт. Мол, старше неё. Ужас, да? Я ей объяснила, конечно, что ты брат Марата и с Викой вы просто соседствуете, но ведь сам знаешь этих престарелых сплетниц, им повод только дай. Не буду же я им объяснять, что Вика ребёнок ещё по сути, для тебя так точно. Рты же всем не заткнёшь.
Давай, Варя, добивай меня! Жги!
Конечно, Вика давно не подросток, я в девятнадцать вышагивал на плацу и уже отлично стрелял из ТТ, но для Варьки она, разумеется, ещё маленькая девочка и вполне понятно, почему она волнуется. Я реально старше Вики, мы действительно словно с разных полюсов и я просто не имею права переступать черту, даже если чертовски хочется. Взрослый среди нас двоих именно я, а значит, должен быть умнее! Должен… но в итоге мы едва не переспали.
