— Это не вопрос сделки с совестью. Это прагматизм. Я деловая женщина, а не миссионер, заведующий сиротским приютом. Я делаю то, что необходимо, исходя из сложившихся обстоятельств. И только я знаю, что это за обстоятельства.
Опять это слово: «необходимость». Сразу после своей отповеди она резко развернулась и направилась к дверному проему, где сидела хозяйка девочки. Мать дала ей деньги, затем схватила девочку за руку и снова присоединилась к нам. Девочка с потрясенным видом оглянулась на бывшую хозяйку.
— Ну по крайней мере взгляд у нее не такой потухший и мертвый, как обычно у них бывает.
— Значит, ты только что купила себе новую юную куртизанку, — подытожил Фэруэтер. — Спасла одну бедняжку с улицы. Молодец!
— Она не будет куртизанкой, — огрызнулась мать. — Мне не нужны новые девушки. Даже если были бы нужны, она никогда не сможет стать одной из них. Ее уже разрушили, сорвали ее цветок тысячи раз. Она будет просто лежать на спине, с побитым видом покорно принимая все, что с ней делают. Она станет служанкой. Одна из служанок в доме выходит замуж и уезжает с мужем к его семье в деревню.
Потом я узнала, что на самом деле ни одна из служанок не уезжала. На мгновение меня посетила мысль, что у мамы доброе сердце и потому она забрала девочку. Но потом я поняла — из высокомерия она давала отпор любому, кто посмел ее осудить. По этой же причине она осталась на скачках после трагедии. А девочку она купила из-за того, что Фэруэтер посмеялся над ее моральными принципами.
Я снова тщательно изучила картину, подмечая каждый мазок кисти, который воссоздал юное лицо матери. Может, когда она была моего возраста, она лучше относилась к людям? Чувствовала ли она хоть что-нибудь по отношению к погибшему пилоту или маленькой девочке-рабыне? Она была настолько противоречивой, что ее так называемая «необходимость» не несла никакого смысла. Она могла быть верной и неверной, могла быть хорошей матерью и плохой. Мама иногда, возможно, даже любила меня, но ее любовь тоже была непостоянной. Когда в последний раз она показывала свою любовь ко мне? Я подумала и решила, что это было тогда, когда она сказала, что не бросит меня.
На другой стороне холста имелась надпись: «Для мисс Лукреции Минтерн в день ее семнадцатилетия». Я не знала, когда у матери день рождения (мы никогда его не праздновали) и сколько ей лет. Мне было четырнадцать, а она родила меня, когда ей было семнадцать. Значит, сейчас ей тридцать один.
Лукреция. То же имя было на конверте с письмом Лу Шина. После посвящения было еще что-то написано, но слова я не смогла разобрать — кто-то тщательно замазал их темным карандашом. Перевернув картину на лицевую сторону, в правом нижнем углу я нашла инициалы художника — Л.Ш. Картину написал Лу Шин. В этом я была уверена.
Я развернула второй свиток, поменьше. В углу картины стояли те же инициалы. На картине был изображен пейзаж — горная долина, раскинувшаяся под краем утеса. Ее обрамляли хребты, и рваные, зазубренные тени от их вершин ложились на долину. Нависающие облака имели цвет старого синяка. Сверху они отдавали розовым, а вдалеке имели золотистый оттенок, и там, в глубине долины, просвет между двумя горами сиял, словно вход в рай. Было похоже на рассвет. Или закат? Я не могла сказать, что за погода на картине — собирается ли дождь или небо проясняется после бури, выражает ли этот пейзаж радость от первой счастливой встречи с этим местом или облегчение, вызванное расставанием с ним. Что должна была вселять эта картина в зрителя — надежду или отчаяние? Вид на долину с высокого утеса должен наполнять мужеством или же страхом перед неведомым? А может, это картина о дурне, который гнался за мечтой, а теперь смотрит на дьявольский горшок с золотом, запрятанный в недоступной сияющей дали? Пейзаж напомнил мне о картинках-иллюзиях, которые, как только ты их перевернешь вверх ногами, превращаются в нечто другое: например, бородатый мужчина становится деревом. И ты не можешь увидеть оба изображения одновременно. Приходится самому решать, какое из них настоящее. Но как это определить, если только ты не автор картины?
Я так долго вглядывалась в картину, что мне стало нехорошо. Этот пейзаж тоже был знаком, как и стоптанные туфли. И я должна его разгадать. Впереди меня ждет избавление или смерть. Теперь я была уверена, что картина изображала первое появление в долине, а не уход из нее. Надвигается гроза. Солнце садится, и в темноте ты больше не сможешь найти дорогу домой.
Дрожащими руками я перевернула картину. Там имелась надпись: «Долина забвения», а под ней инициалы: «Для Л.М. от Л.Ш.». Дата была смазана: то ли тысяча восемьсот девяносто седьмой год, то ли тысяча восемьсот девяносто девятый. Я родилась в тысяча восемьсот девяносто восьмом году. Может, мать получила эту картину вместе с портретом? Чем она занималась до моего рождения? Что она делала целый год после того, как я родилась? Если Лу Шин написал эту картину в тысяча восемьсот девяносто девятом, значит, когда мне был год, он еще был с моей матерью.
Я швырнула оба холста через всю комнату. Секунду спустя меня накрыл страх: мне показалось, что какая-то часть меня тоже будет выброшена и уничтожена и я никогда не узнаю, какая именно. Мать ненавидела Лу Шина за то, что он ее бросил, поэтому должна быть очень веская причина, по которой она сохранила обе картины. Я подбежала к холстам и со слезами начала сворачивать их, потом засунула на дно саквояжа.
В комнату вошла Волшебная Горлянка. Она бросила на стул две пижамы: свободные блузы с панталонами зеленого цвета с розовыми гвоздиками — такие обычно носят маленькие дети.
— Матушка Ма решила, что в такой одежде ты не попытаешься сбежать. Она говорит, что ты слишком тщеславна, чтобы показаться на публике в наряде китайской служанки. А если ты продолжишь проявлять свои западные замашки, она изобьет тебя еще сильнее, чем до этого. Но если ты будешь следовать ее правилам, то будешь меньше страдать. И только от тебя зависит, сколько боли ты захочешь испытать.
— Мама уже идет за мной. Я не задержусь здесь надолго, — заявила я.
— Если она и вернется за тобой, это будет нескоро. Путь до Сан-Франциско занимает месяц, и еще месяц она потратит на возвращение. Если будешь упрямиться, ты не проживешь и двух месяцев. Просто делай так, как велит мадам. Притворись, что хорошенько усвоила то, что она тебе говорит. Ты же от этого не умрешь! Она купила тебя в качестве девственницы-куртизанки, но твоя дефлорация не случится раньше следующего года. И за это время ты сможешь подготовить побег.
— Я не девственница-куртизанка!
— Не позволяй гордости затмить рассудок, — заметила Горлянка. — Тебе повезло, что она сразу не заставила тебя работать.
Она подошла к моему саквояжу, запустила туда руки и вытащила меховую накидку из лисы с болтающимися лапками.
— Не трогай мои вещи!
— Нам нужно действовать быстро, Вайолет. Мадам собирается забрать у тебя все, что ей понравится. Когда она платила за тебя, она заплатила и за все, что тебе принадлежит. Что не потребуется ей самой, она продаст — это относится и к тебе, если ты не будешь слушаться. А теперь поторапливайся. Забери только самое ценное. Если ты оставишь себе слишком много, она догадается, что ты сделала.
