— Кажется, я понимаю, о чем ты… Луиза после знакомства с тобой вот что мне выдала: «От глаз этого человека ничто не укроется».
— Правда? Готов побиться об заклад, что от ее глаз тоже.
— Намекаешь на ее готовность кого-нибудь заловить? В качестве хорошо сохранившейся антенны? А ты ведь знал, что я потеряла близкого человека. Ты так это тогда сказал, будто точно знал.
— Это было совершенно очевидно.
— Редко кто умеет понимать, какие эмоции отражены на лице слепого. Наша мимика отличается от мимики зрячих. Особенно у тех, кто не видит с самого рождения. Разговариваем мы нормально, нормальным голосом, однако большинству людей противно видеть безжизненные глаза, и они стараются поскорее улизнуть. Те же, кто посмелее и побойчее, начинают так орать, будто разговаривают с умственно отсталыми.
Склонив голову набок, она помолчала.
— Что-то ты притих. Я кажусь тебе ворчливой занудой?
— Ничуть, просто я за тобой наблюдаю. По-моему, это становится одним из любимых моих занятий. У тебя очень выразительные губы.
— Неужели?
— Правда. У тебя прелестный рот. Чертовски соблазнительный. Ты часто трогаешь свои губы. Кончиками пальцев. И кончиком языка. Это очень чувственно и манит. Хочется на них смотреть, как тем хищным типам, про которых ты говорила. Может быть, твои губы посылают некий призыв, непреднамеренно.
Пальцы Марианны тут же вспорхнули к губам.
— Боже! Ты так думаешь?
Кейр, рассмеявшись, легонько прижал пальцы к ее пальцам.
— Видишь? Ты снова это сделала. Я думаю, твои губы отражают эмоции примерно так же, как у других — глаза.
Он опустил руку и стал смотреть, как меж тонко очерченных бровей Марианны то залегают, то исчезают морщинки — она сосредоточенно хмурилась, стараясь осмыслить предположение Кейра.
— Но сегодня утром… когда ты спросил, хочу ли я близости, ты не знал, чего я хотела?
— А ты — знала?
Она молчала, и, выждав секунду, он заключил:
— Минное поле эмоций, вот что это было. И я старался уцелеть, не подорваться. Мне показалось, я понял, чего ты хочешь, но не был уверен, что ты скажешь «да». Ты и не сказала. Вот я и говорю, что не очень-то умею общаться с людьми. Я не силен во всяких играх.
— Но ты силен в хоккее.
— Даже в хоккее я не так чтобы очень! И уж совершенно точно в тех играх, которые приходится всегда вести с женщинами. Мужчины и животные гораздо проще и искренней. С ними мне легче.
— И со слепыми женщинами?
— И со слепыми женщинами.
— Хотя ты и не можешь определить, считают ли они тебя привлекательным.
— Нет, не могу. Но я понятливый ученик. В пределах природных возможностей мужчины, разумеется.
Наморщив губы, Марианна строго произнесла:
— Давай-ка сменим тему. По-моему, я теряю почву под ногами.
— Какая восхитительная искренность!
— Расскажи мне еще про дедушку. И про игрушки.
— С удовольствием. Он любил мастерить из дерева. И на день рождения обязательно что-нибудь нам дарил. Ноев ковчег был мой. А сестра попросила его сделать деревянную книгу, одному Богу известно, зачем такой крохе она понадобилась. В книге было четыре страницы из клееной фанеры, разрисованные и скрепленные петлями из холстины.
Порывшись в ящике с игрушками, Кейр сказал:
— Интересно, ты угадаешь, что это?
Он протянул Марианне плоскую дощечку размером с небольшой чайный поднос неправильной формы — то ли морская звезда, то ли птица с расправленными крыльями. Одна сторона дощечки была совершенно гладкой, другая — сплошь в волнистых бороздках и зазубринах. В середке какая-то цепочка из бугорков, похожая на грубо вырезанную подкову.
— Да что же это такое?
— Нечто, что очень бы тебе пригодилось, гораздо больше, чем мне.
— Какая-то скульптура?
— Можно и так сказать. Вообще-то это карта. Деревянный макет рельефа острова Скай. Эти вроде как крылья состоят из полуостровов: Троттерниш, Уотерниш, Дуириниш, Мингиниш, а ниже фрагмент покрупнее, это наш полуостров, Слит.
— А эти бугорки в середке, наверное, горы Куиллин?
— Они самые. Кое-какие мелкие части растерялись. Но основные фрагменты гор целы. Кое-где дерево уже раскрошилось, и с игрушками та же история.
— Карта раскрашена красками?
— Нет, только резьба, и все прокрыто лаком. Вот эти длинные извилистые канавки… чувствуешь? Это реки. А эти впадинки — озера, lochs. Канавки почти прямые — дороги, шоссе всякие.
— Прелесть! Настоящий шедевр! Но зачем? Зачем ему понадобилась деревянная карта?
— Дед видел такие в Канаде, у эскимосов. Они брали их с собой, когда отправлялись на своих каяках в море, карты побережья, вырезанные из дрейфующих обломков дерева, по этим картам можно было ночью ориентироваться на ощупь. Им и волны не страшны, не размокнут, а если уронишь случайно за борт, не утонут. Сколько сразу решено проблем. Просто и гениально. Наверное, именно это вдохновило моего деда. Еще шоколаду?
— Мм… да, будь любезен.
Кейр снова наполнил ее кружку, и какое-то время оба молча пили. Потом он сказал:
— Марианна, если ты уже достаточно тут освоилась, я бы хотел съездить позвонить Энни.
— Здесь, в лесу, конечно, нет связи?
— Нет. И в доме тоже. Придется ехать к шоссе. Заодно бы я заскочил в Броудфорд, надо запастись продуктами. Кое-какими. Я всегда отовариваюсь в одном магазинчике. Ты готова к дорожным колдобинам? К жутким колдобинам!
— Знаешь, как-то не очень. А тебя долго не будет?
— Часа два. Может, чуть дольше. Смотря как дела у Энни. И на скольких знакомых я наткнусь в Ко.
— В Ко?
— Кооп. Это, так сказать, центр, светское место. Процесс закупок может слегка затянуться, не отпустят, пока не выложат все местные новости.
— Думаю, я все же не поеду с тобой. Прости, что я такая несветская особа, но подремать у теплой печки мне будет гораздо приятнее. Я очень устала после нашего похода по нетронутым снегам, и трекинговые палки пока мне непривычны. Когда вокруг все незнакомое, это здорово выматывает, потому что я стараюсь как можно больше запомнить.
— Могу себе представить. То есть не могу, конечно, но ты понимаешь, о чем я. Ладно, давай домой. Как придем — поедим, а потом сядешь в кресло, и ноги кверху.
Кейр задвинул табуретки под стол, запихнул кружки в пластиковый пакет, пакет в рюкзак. Застегнув молнию на куртке, подвел Марианну к выходу и распахнул дверь.
Дверь снова жалобно заскрипела, и Марианна рассмеялась.
— Стонет совсем как в «Сказках братьев Гримм».