Ознакомительная версия. Доступно 64 страниц из 319
Дзержинский и Сталин замешивают бетон, Троцкий вешает лампу, Бухарин тащит кирпичи, Калинин руководит процессом.
А вот рисунок Константина Елисеева (ил. 5 на вкладке) надо рассматривать в контрасте с картинкой К. Ротова двухлетней давности (ил. 4 на вкладке), его тема та же – партийная стройка при участии тех же персонажей; но трудно не заметить значительные изменения. У Ротова Сталин орудует мастерком и раствором, Бухарин сверяется с генеральным планом стройки, Рыков и Молотов тоже работают в поте лица. Калинин весь согнут под тяжестью кирпичей, которые тащит наверх. У Елисеева уже все по-другому: оппозиционеры все еще в рабочих фартуках, но работать они явно не хотят. Топор, пилу, мастерок и другие инструменты они побросали на землю. Нахлобучив на глаза кепку, с папиросой в руках, лениво развалился в бочке от раствора Зиновьев. Каменев тоже курит. Троцкий любуется на свою оппозиционную писанину.
Единодушное голосование против оппозиции сигнализировало, что сознание партийных низов растет (ил. 6 на вкладке). Чем дальше партия продвигалась на историческом пути, тем острее она ощущала себя как сплоченный коллектив. Процедура голосования в либеральной демократии превращает человека в обезличенную единицу, которая должна подчиниться авторитету большинства; в Советской России было иначе: если коллектив есть единое целое, то вопрос решается не большинством и меньшинством, а единодушием, единогласием. Значимость единства и целого придавала значимость каждому отдельному высказавшемуся. Большевиков интересовал учет каждого отдельного субъекта, их поддерживавшего. Настоящее единство было единством мысли и сердца, экстатическим переживанием.
Комический прием карикатуры необычен – поначалу зритель просто не должен понимать, что перед ним карикатура. Чтобы увидеть единственного выбивающегося из абсолютно одинаково одетой партийной массы голосующего-«единогласно» сопротивляющегося, к картинке нужно пристально присмотреться, причем на антресолях зала за собранием наблюдают так же единообразно одетые, но уже в серые партийные френчи, а не пролетарские тужурки ответственные партийные работники. Среди них, утверждает карикатурист, нет даже минимального нарушения партийного единства. Соль карикатуры – разрушающий композицию единственный голосующий невпопад. С точки зрения собравшихся, просто непонятно, чего он хочет. В этом смысле карикатура – аналог популярных в то время «загадочных картинок» в юмористических журналах «Найди на изображении лишнее».
Перед нами явление, далекое от либерального понимания политики. Либерал радуется состязательным выборам и возможности оспаривать позиции кандидатов, видя в этом признак того, что избирательные урны были использованы для выражения гражданами своего мнения. Минимальный перевес на выборах обретает здесь свой смысл, поскольку свидетельствует о множественности, несовместимости точек зрения в обществе. В политическом же мышлении большевиков члены партии должны были сойтись в своем восприятии истины. Единодушие значило чистоту и гомогенность, а гетерогенность воспринималась как признак классового загрязнения. Неспроста сидящие в зале изображены художником как рабочие. Даже один чужак заставлял их бить тревогу – он должен быть выявлен и изгнан. Неспособность к этому могла привести к расщеплению партии, к появлению конкурирующей организации.
Во время партдискуссии 1927 года «Социалистический вестник» выражал симпатию оппозиционной программе, тем самым доказывая идеологическую близость оппозиции к ревизионистской мысли Карла Каутского и других идеологов меньшевизма и социал-демократии: Каутский в этом смысле важен как постоянный объект осмеяния еще Лениным. Отлично читаемый элемент карикатуры Ганфа (ил. 7 на вкладке) – красные декоративные букеты на стене, на которую оппозиционер вешает портреты своих кумиров. Мода на трафаретные украшения свежепокрашенных стен появилась как раз после 1925 года и была символом новой буржуазности нэпа – в пролетарской среде, знает художник, такими глупостями никто не занимается.
Ил. 8 (на вкладке) представляет вождей оппозиции как интеллигентов. Рабочий говорит им, что они уклонились от главного пути, – ситуация серьезная, но оппозиционеры еще не чужаки, станция назначения – все еще коммунизм.
Троцкий узурпировал место водителя, и трамвай (ил. 9 на вкладке) нагружен теперь кулаками, нэпманами и Каменевым с Зиновьевым в придачу. Он едет не к большевизму, а к меньшевизму. На трамвае список остановок – платформ разных оппозиций: «Платформа 15» демократических централистов, «Заявление 83‑х» объединенной оппозиции, «Вдовье» письмо. (Сторонники ЦК ВКП(б) называли «буферную группу» 1926 года «вдовьей» вследствие того, что среди подписантов их письма-платформы были вдовы видных большевиков – В. Д. Каспарова и К. Т. Новгородцева-Свердлова.) Важно, что трамвай, на котором хочет ехать оппозиция, – очень старой модели, с открытой площадкой вагоновожатого. Хотя в Москве того времени таких трамваев было все еще очень много, для зрителя 1927 года это уже явно «дореволюционная» модель: открытые площадки в новых трамваях располагались не сзади, а впереди вагона, поэтому у читателя создавалось ощущение, что трамвай, формально движущийся вперед, на деле едет назад.
Во время дискуссии 1927 года оппозиция оформилась как нечто противопоставившее себя партии. Пора было выводить оппозиционеров на чистую воду и исключать упорствующих из ВКП(б), что XV партийный съезд и сделал (ил. 10 на вкладке). Характерна грубость карикатуры: загаженное «гнездо оппозиции» и открытая дефекация «птицы»-Зиновьева проходили по категории «здорового пролетарского юмора». Отметим, что сюжет Елисеева визуально совпадает с некоторыми графическими записками, циркулирующими на заседаниях Политбюро, возможно, художник их видел – или, напротив, авторы графических записок вдохновлялись работой Елисеева.
Оппозиционность подавалась не только как грязь, но и как болезнь. Над кроватями Каменева и Зиновьева (ил. 11) написано «История болезни. Febris oppositionica (Оппозиционная лихорадка). Осложнение припадка 1917 года». А в случае Троцкого небольшая модификация: «История болезни. Febris oppositionica (Оппозиционная лихорадка). Перманентные приступы с 1923 г.».
Понимая партединство как здоровье, а фракционность как болезнь, партийные вожди любили повторять, что партию «лихорадит». История внутрипартийного инакомыслия подавалась как история болезни. Первый симптом болезни Каменева и Зиновьева проявился во время их штрейкбрехерства в 1917 году, когда они предательски выдали планы большевиков на захват власти. Троцкий тоже всегда был чужим, но ловко это скрывал в годы Революции и Гражданской войны. Только во время дискуссии 1923 года стало ясно, что ему с партией не по пути. На XIII партсъезде Каменев заявил, что ЦК «верно» соглашался с Троцким о наличии «ряда недомоганий» в партии, и сожалел, что нашлись члены ЦК, которые после того, как была констатирована болезнь, «не помогли эту болезнь лечить, а, наоборот, применили такие методы, рекомендовали партии такие лекарства, которые эту болезнь превратили в изнуряющую лихорадку, занявшую у нас три месяца. <…> Троцкий рекомендовал партии такие методы лечения, которые не помогали против болезни, а углубляли и усугубляли болезнь»[1566]. На XIV партсъезде (декабрь 1925 года) оппозицию все еще рассматривали в категориях болезни. «После тех опасностей, которым вы подвергли партию, – заявил Томский перешедшему в оппозицию Каменеву, – надо максимально обезопасить вас от соблазна делать такие вещи, от которых партию лихорадка может затрясти»[1567]. В 1927 году партия насчитывала целый ряд методов, применяемых в борьбе
Ознакомительная версия. Доступно 64 страниц из 319
