ЖЕНЯ. Помню. И что, он был у женщины?
АНДРЕЙ. Нет, женщина была у него.
ЖЕНЯ. Не надо наговаривать на покойника, я бы услышала, если б он был там — перегородка ведь тоненькая…
АНДРЕЙ. А я нарочно старался говорить погромче и всячески шуметь, а потом включил магнитофон.
ЖЕНЯ. Но…
АНДРЕЙ. Вот так — к нему пришла дама, и он просил всем говорить, что его нет.
ЖЕНЯ. Ха-ха! Воображаю, как он струсил, услышав мой голос, и — бедная женщина — он, наверное, ей рот зажимал, когда она хотела чихнуть…
АНДРЕЙ. Прости, что я тогда тебя обманул, я не знал, что вы женаты.
ЖЕНЯ. А вот приставал ты ко мне совершенно напрасно, даже если бы мы женаты и не были.
ЖЕНЯ. Это было очень давно и теперь стало очень большой неправдой, слышишь?
АНДРЕЙ. А что, аборт делать уже поздно?
ЖЕНЯ. Глупый ты, Андрюша, и не лечишься.
АНДРЕЙ. Я глупый? Кто в этом доме сочиняет сказки? Разве ты? Ты же здесь, как собака приблудная. Ты сдохнешь так — нанялась в дочки к знаменитому писателю… Эти родители прекрасно могли бы обойтись без тебя.
ЖЕНЯ. Вряд ли. А тебе лучше всего жениться на их настоящей дочке.
АНДРЕЙ. А есть и такая?
ЖЕНЯ. Да, замечательная дочка, удивительная дочка. Сегодня, например, она решила попробовать наркотики и здорово втрескалась опиумом.
АНДРЕЙ. Ты предлагаешь мне жениться на юродивой?
ЖЕНЯ. Это вовсе не обязательно, но она прекрасно воспитана и образованна. Лучшая жена для филолога, а еще лучше — для философа. И никакая она не юродивая, просто надо ее поскорее пристроить, иначе — ведь обалдеешь от такого невеселого выбора: сделаться ханжой или наоборот — посвятить жизнь развлечениям.
АНДРЕЙ. Что, она тебе мешает?
ЖЕНЯ. Пока нет… А, ерунда все это… Бедный Димка, какая же у него была муть в голове… Никогда не видела ничего более обнаженного и дрожащего, чем Димка… Мальчик из бархатного футляра.
АНДРЕЙ. Ты Димку любила?
ЖЕНЯ. Вот пристали все ко мне! Знаешь, сына своего, когда он родится, я буду любить такими словами: «Ты, сынок, маленький и никакой, а вырастешь — будешь большим и мудрым, и я тебя за это люблю».
АНДРЕЙ. Это…
ЖЕНЯ. Это не в царстве морали, а в царстве рассудка — бесконечный простор для смешного.
АНДРЕЙ. Ты ненормальная.
ЖЕНЯ. Не надо издеваться надо мной. Димку мы с тобой помянули, Жан-Поля тоже — уезжай. Бумаги мои оставь у себя. Подожди. Вот ты заладил: «Работа, работа». Ослы тоже работают, причем именно они ищут в этом счастья и находят, голубчики, а счастливые делают добро, реже — зло, не трудясь, просто так, от полноты своей.
АНДРЕЙ. Значит, вы тут полные все — чуть штаны не лопаются — толстые, попросту говоря?
ЖЕНЯ. Ха-ха! Страна толстых и полных жизни…
АНДРЕЙ. Не затопите город своим жиром.
ЖЕНЯ. Жир по-древнерусски — богатство?
АНДРЕЙ. Не дом, а шкатулка для драгоценностей. У тебя вместо сердца — прозрачный камень.
ЖЕНЯ. Сентиментальность есть большой грех и отвратительное свинство, а блестящие камушки действительно ничего не делают и не чувствуют, но, тем не менее, очень хороши.
АНДРЕЙ. Ладно, я пошел.
ЖЕНЯ. Привет… научному руководителю.
АНДРЕЙ. Полная драгоценность или дорогая полноценность…
ЖЕНЯ. Иди, я помашу тебе рукой из окна.
Андрей уходит, Женя открывает окно и машет рукой. Не знаю, видит ли она его в тумане — мне не разглядеть даже ее руки, как я ни напрягаю зрение.
Входит Ольга.
ОЛЬГА. Почему он ушел? Все почти готово.
ЖЕНЯ. Он не за тем приходил. Он, как водится, сделал мне массу разнообразных предложений.
ОЛЬГА. А вы?.
ЖЕНЯ. Я наврала ему, что мы с Димкой были расписаны и обвенчаны.
ОЛЬГА (закрывая окно). Полюбуйтесь-ка на наше отражение. Вам не кажется, что мы все-таки поразительно похожи.
ЖЕНЯ. Как похожи все грациозные женщины в одинаковых платьях.
ОЛЬГА. Совокупность определений, или — как вы тогда сказали…
ЖЕНЯ. Высокая, стройная, пышноволосая, — хороша, безусловно, хороша, но как будто ее и нет.
ОЛЬГА. Нас можно перепутать.
ЖЕНЯ. Мы с вами вполне могли бы уместиться в одной красивой женщине или в одном красивом платье пятьдесят шестого размера. У нас было бы тогда четыре руки, четыре ноги и два лица под одной роскошной прической. Вам от этого грустно?
ОЛЬГА. Мне от этого никак. А вам?
ЖЕНЯ. Тем более.
НИКОЛАЙ (входит с трубкой в зубах). Оля, поди посмотри там, кажется, уже готово.
Ольга уходит.
НИКОЛАЙ. А где Андрей?
ЖЕНЯ. И его я тоже выгнала. Выбросила в окошко, как лишнюю мебель, которая портит интерьер.
НИКОЛАЙ. Женя, вам не стоит так вести себя.
ЖЕНЯ. Почему же? Он настаивал, чтобы я отсюда уехала. Я считаю это оскорблением. А вы?
НИКОЛАЙ. Мы очень рады, Женя, что вы решили поселиться у нас. Но будьте все-таки сдержанней.
ЖЕНЯ. У вас есть вино?
НИКОЛАЙ. Конечно.
ЖЕНЯ. Налейте.
НИКОЛАЙ. Давайте подождем Ольгу.
ЖЕНЯ. С Ольгой мы еще успеем выпить. А пока давайте без нее, тем более что она считает, что мы с ней вполне взаимозаменяемы.
Николай берет из бара бутылку. Когда он оборачивается к Жене, то видит ее сидящей в кресле нога на ногу.
В продолжение разговора она, не меняя позы, делается каким-то образом все развязнее.
Николай подает ей бокал с вином.
ЖЕНЯ. Выпьем за Димку. Да упокоит Бог его глупую душу. (Неожиданно.) Ваше здоровье! (Пьет.)
НИКОЛАЙ (делает глоток и замирает). Как вы сказали? Женя, что с вами опять?
ЖЕНЯ. Ничего. Вон там, на журнальном столике, Андрей забыл сигареты. Дайте мне штучку.
НИКОЛАЙ. Вам же нельзя курить.
ЖЕНЯ. Не печальтесь, ничего с вашим наследником от одной сигареты не случится.
