— В своем заключении виновата лишь ты сама, — сказалон. — Разве не предупреждал я тебя? Ты бы сейчас спала в своем доме, былабы свободна. Но я не изверг и понимаю, что мы пока не обвенчаны.
— Так ты все еще продолжаешь настаивать на свадьбе, хотя...
— ...Ты меня на дух не переносишь? — закончилон.
— Я мечтала, — начала она, обхватив себя руками, — много размечтала о том, каким должен быть мой брак. В основе его — не принуждение, нет,но уважение друг к другу и нежная привязанность...
— Опять ты о любви, — с иронией сказал Донован.
— Тебя, конечно, не волнует, что я думаю об этом браке. —Она обернулась к нему лицом. — Тебе нужно имя, титул и богатство, большеничего. Что ж, не стану тебе препятствовать. Но я тебя предупреждала ипредупреждаю снова: ты пожалеешь!
Донован ухватил ее за плечи и притянул к себе.
— Ты недооцениваешь и себя, и меня. Это будет брак, окотором ты не мечтала в самых прекрасных снах, и милое словечко «любовь» будетизлишним. Ты девушка на редкость страстная, я понял это, стоило мне прикоснутьсяк тебе. Вот увидишь: твоя страсть проснется и возьмет верх.
— А не слишком ли ты самоуверен?
— Это ты самоуверенна. Не выводи меня из себя, Кэтрин, илимне придется доказать тебе, что я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. — Он твердовыдержал ее взгляд. — Не надо претензий на любовь ни с твоей, ни с моейстороны. Бери от жизни все лучшее, и мы сумеем со временем наладить дружескиеотношения. Как с моей женой с тобой будут обращаться с величайшим почтением иуважением, и при дворе, и дома. Если же тебе заблагорассудится продолжатьделать глупости, — что ж, и обращение с тобой будет соответственное.
— А какого еще обращения я могу ожидать от такого жестокого,бесчувственного человека!
Донован улыбнулся.
— Осторожней, Кэтрин, когда придет время, я окажусьдостаточно ласковым и жарким, чтобы удовлетворить всем твоим требованиям.
Прежде чем Кэтрин успела что-либо ответить, с улицы донессязвук колоколов, и Мак-Адам отпустил девушку.
— Мне нужно одеваться. Король созывает парламент.
— Ты сегодня выносишь приговор, — прошептала Кэтрин,обращаясь, казалось, к самой себе.
Донован почувствовал прилив жалости, но ничем не выдал своихчувств.
— Не я, король.
— Но ты имеешь влияние на короля...
— Ты хочешь поторговаться, Кэтрин? — спросилДонован с видимым интересом.
Кэтрин провела языком по пересохшим губам и подняла глаза:
— Да.
— И что это за сделка?
На этот раз в вопросе сквозило любопытство; казалось,Донован что-то обдумывал.
— Я... не перенесу смерти брата, — полушепотомотозвалась она.
Донован пожал плечами.
— Ты пока что ничего не сказала об условиях.
Кэтрин хотелось выложить Мак-Адаму все, что она о немдумала, но речь шла о жизни брата, и собственная участь отступала на второйплан.
— Я... я не стану больше противиться тебе. Я сделаю все, чтоты... вы прикажете. Я отдам... все за его жизнь.
Донован, казалось, взвешивал все «за» и «против». Затем онулыбнулся, и сердце девушки отчаянно застучало.
— «Все» — это сильно звучит; но как хотя бы одним глазкомувидеть то, что мне предлагается? Согласись, я имею право убедиться в качестветовара! К примеру, я бы мог увидеть, что получу в порядке вознаграждения. Чтоскажешь, Кэтрин? Маленький намек... сахар вприглядку?
Стиснув зубы, дрожащими руками, девушка расстегнула халат,единственный предмет одежды, который был на ней. Донован в гробовом молчанииглядел на нее. Халат, соскользнув с плеч, упал возле ее ног. Только собранныевоедино остатки воли не давали пробиться слезам, свидетелям мук утраты женскойгордости.
Донован почувствовал, как сердце в груди бешенозаколотилось. Боже, да она само совершенство! Возбуждение волной окатило его.Кэтрин, дрогнув под его обжигающим взглядом, казалось, утратила способностьдумать. Он шагнул ближе и теперь чувствовал дыхание девушки. Слегка дотронулсядо линии ее подбородка, провел пальцами по изгибу шеи к плечу. Рука егоопустилась вдоль ее тела, на секунду замерла на ее нежной груди, затемсоскользнула к впадине бедер и там задержалась.
— Ну, и как, устраивает тебя такая сделка? — спросиладевушка, пылая от стыда.
— Да, — сказал он тихо и легко коснулся ртом ее губ. — И ясчастлив, что ты не предложила это другому. Теперь я буду с еще большимнетерпением ждать нашей свадьбы.
Он повернулся, чтобы уйти, и глаза Кэтрин наполнилисьужасом:
— Но мой брат?!
— Мне нечего предложить тебе, Кэтрин. Жизнь твоего братацеликом в руках короля. Он не потерпит ничьего вмешательства в свои права, дажес моей стороны. Пусть эта короткая сцена станет прелюдией к нашей совместнойжизни. Ты будешь женой, о которой другим останется только мечтать.
— Ты подлый обманщик! — вскричала девушка, лихорадочнонатягивая свой халатик.
— Я? Но в чем же я тебя обманул? Мне просто хотелосьпоглядеть на то, что уже является моим. Нет, Кэтрин, я больше не играю в такиеигры. Я знаю, что такое женщины. Не пытайся использовать свою красоту, какпредмет торга. Я, конечно, возьму тебя, но в удобное мне время и без всякихпредварительных условий.
— Ненавижу!
— Даже сердясь, ты способна соблазнить святого! А я несвятой.
— Тонкое наблюдение, — подтвердила Кэтрин, крепче запахиваяхалат: Донован смотрел, не отводя глаз.
— Ты загораживаешься своей честью, как щитом. Но тебедостаточно пообещать, что никогда не будешь вмешиваться в мои дела, и в нашембраке установится подобие мира.
— Какое великодушие!
— Ты этого не хочешь?
— Хочу, — неохотно сказала Кэтрин.
— И ты ручаешься своим словом?
— Да.
— «Да», — этого недостаточно, Кэтрин. Мое доверие ненастолько беспредельно. Произнеси вслух, как ты обязуешься себя вести.
— Я не стану вмешиваться ни во что. Я не буду пытатьсябежать.
— Вот и славно.
Донован повернулся и начал одеваться. Кэтрин храниламолчание до тех пор, пока он не двинулся к двери.
— Могу я попросить об одном-единственном одолжении? — напряженно спросила она. Донован повернулся и выжидающе посмотрел на нее.— Я бы... мне хотелось бы узнать о приговоре брату как можно быстрее...если можно.
Мак-Адам изучал взглядом ее внешне покорную и беспомощнуюфигуру. Тень страдания в ее глазах подействовала на него, и он не удержался:
