«Шевченко-2» возглавлял бывший известный партизан – он и теперь носил полевую военную форму и ремень. У него были голубые глаза и жесткие складки у рта.
В Советском Союзе мы почти не видели протезов, хотя их требовалось очень много. Наверное, этой отрасли пока вообще не существовало, хотя в ее продукции здесь очень нуждались.
До войны здесь жили около тысячи двухсот человек, большинство мужчин погибло.
– Мы можем восстановить разрушенные дома, – сказал нам председатель, – можем увеличить поголовье скота, но наших мужчин не вернуть, а калекам никто не вернет их руки и ноги.
В Советском Союзе мы почти не видели протезов, хотя их требовалось очень много. Наверное, этой отрасли пока вообще не существовало, хотя в ее продукции здесь очень нуждались, потому что тысячи людей остались без рук и ног.
«Шевченко-2» – процветающее хозяйство, раскинувшееся в холмистой местности с плодородной почвой. Здесь выращивают пшеницу, рожь и кукурузу. Прошлой весной ударили поздние заморозки, и часть озимой пшеницы погибла. Люди поспешили занять эти участки кукурузой, чтобы земля не пустовала, а под кукурузу почва здесь очень хорошо подходит: стебли поднимаются до высоты восемь-девять футов (около трех метров), початки получаются крупные и полные.
СССР. Украина. 1947. Сбор пшеницы в колхозе им. Шевченко
Мы вышли к пшеничному полю, на котором стучала молотилка. Кроме нее здесь работала масса людей. «Шевченко-2» было очень большим хозяйством, но из техники сейчас у него были только одна маленькая жатка и один небольшой трактор, поэтому множество людей срезало пшеницу вручную и вручную же вязало ее в снопы. Люди трудились яростно. Ни на секунду не переставая работать, они смеялись и перекликались. Работа кипела не только потому, что они соревновались между собой: впервые за долгое время здесь получили большой урожай и хотели собрать его полностью, ибо от этого целиком зависело их благополучие.
СССР. Украина. 1947. Сбор пшеницы в колхозе им. Шевченко
Мы зашли в амбар, где хранился собранный урожай, и увидели там горы ржи и пшеницы, а также бидоны для растительного масла. Зерно распределяется так: большая часть уходит государству, часть откладывают на семена для будущего сева, остальное достается членам коллективного хозяйства.
Само село располагается на берегу пруда, в котором купаются, стирают, моют лошадей. Голые мальчишки заезжают в пруд прямо на лошадях, которых предстоит помыть. Вокруг пруда группируются и общественные здания: клуб с маленькой сценой, залом и танцплощадкой; мельница, где крестьяне перемалывают зерно, и контора, которая ведет учет и служит почтой. В конторе есть радиоприемник, репродуктор которого вынесен на крышу, а все домашние громкоговорители деревни подключены к этому основному. Село электрифицировано, здесь есть фонари и работают электромоторы.
Маленькое село, дома, сады и огороды которого взбегают вверх по склонам пологих холмов, выглядело очень живописно. Дома недавно побелили известью, богатые сады пышно зеленели, на кустах краснели помидоры, около домов росла высоченная кукуруза.
Семья была невелика: у пары был только один сын – его сильно увеличенная и раскрашенная фотография висела на стене гостиной.
Дом, в котором нас ждали, находился на вершине холма, поэтому отсюда была хорошо видна вся окрестная равнина с полями и садами. Дом походил на все другие, точнее, на большинство украинских сельских домиков: с прихожей, кухней, двумя спальнями и гостиной. Стены дома тоже совсем недавно побелили, даже земляные полы были отделаны заново. В доме сладко пахло глиной.
Нашим хозяином оказался крепкий улыбчивый человек лет пятидесяти пяти – шестидесяти. Его жена, которую он ласково называл Мамочка, полностью соответствовала своему имени. Никогда не видел более работящей женщины.
Нас пригласили в дом и оставили отдыхать в гостиной. Стены комнаты были побелены с синькой, а на столе стояли бутылки, обернутые в розовую бумагу, с бумажными цветами всех оттенков.
Безусловно, это село было богаче «Шевченко-1». Даже икона здесь была больше по размеру и покрыта бледно-голубым кружевом в тон стен. Семья была невелика: у пары был только один сын – его сильно увеличенная и раскрашенная фотография висела на стене гостиной. О нем в разговорах упомянули лишь один раз. Это сделала мать. Она сказала:
– Он окончил биохимический факультет в 1940 году, мобилизован в 1941-м и в 1941-м же погиб.
Когда Мамочка произносила эти слова, ее лицо побледнело: это был ее единственный сын.
Возле стены притулилась старая зингеровская швейная машинка, накрытая куском марли, а у противоположной стены располагалась узкая кровать, прикрытая вместо покрывала ковром. В центре комнаты стоял длинный стол с лавками по бокам. В доме было очень жарко, но окна не открывались. Мы решили, что не покажемся невежливыми, если попросимся переночевать в сарае. Ночи были прохладными, и поспать на улице было бы прекрасно, а в доме мы бы точно задохнулись.
Мы вошли во двор и умылись, а затем нас пригласили обедать.
Мамочка слыла в селе одной из самых лучших поварих, и, действительно, приготовленная ею еда была невероятно вкусной. Ужин в тот вечер начался со стакана водки, к которой подали соленья и темный домашний хлеб, а также украинский шашлык, который Мамочка сделала мастерски. Здесь же стояла большая миска с помидорами, огурцами и луком. Подали также маленькие жареные пирожки с кислой вишней, которые надо было поливать медом – это национальное кушанье тоже было очень вкусным. Потом мы пили парное молоко, чай и снова водку. Мы объелись. Одни только маленькие пирожки с вишней и медом мы ели до тех пор, пока у нас глаза не полезли на лоб.
Начинало темнеть, и мы решили, что на сегодня это было наше последнее застолье.
Вечером мы пошли через село в клуб. Когда мы проходили мимо пруда, его пересекала лодка, из которой звучала любопытная музыка. Играли на балалайке, маленьком барабане с небольшими тарелками и гармошке. Оказывается, под эту музыку в деревне танцевали. Музыканты переправились на лодке через пруд и высадились около клуба.
Клуб занимал довольно большое здание. Здесь была маленькая сцена, перед которой стояли столики с шахматными и шашечными досками, за ними находилось место для танцев, а дальше шли скамейки для зрителей.
Когда мы пришли, в клубе было мало народа – лишь несколько шахматистов. Мы узнали, что молодые люди не сразу идут в клуб. Возвратившись с поля домой, они ужинают, часок отдыхают, иногда даже спят, и только потом собираются в клубе.
В тот вечер сцену подготовили для постановки небольшой пьесы. На столе стояли горшки с цветами, у стола два стула, а наверху висел большой портрет какого-то политического деятеля советской Украины. Появился оркестрик из трех музыкантов, они настроили свои инструменты, и зазвучала музыка. В клуб стали сходиться люди: в основном это были крепкие девушки с сияющими, чисто вымытыми лицами. Молодых людей было совсем немного.
