— Да, мы могли бы там жить, устроились бы на работу. Я прекрасно знаю По.
— В По ты познакомилась с Фергусом…
— Это плохо?
Он поморщился:
— Наверное. А вообще для меня сегодня все плохо. Не представляю, что бы я без тебя делал.
— Ну, я-то всегда была рядом…
Они сидели за столом на кухне. Попугайчик Софи спал в своей клетке, повернувшись к ним спиной и сунув голову под крыло.
Лоренс взял Джину за руку.
— Да, но раньше ты была рядом по-другому. Не так, как теперь.
— Теперь вообще все по-другому. Такого никогда не было и не будет. Поэтому я и думаю о По.
Он поцеловал ее руку.
— Прости, любимая, я так вымотался, что ни о чем не могу думать. Кроме одного: не хочу от тебя уходить.
Около часа Лоренс все-таки ушел. Они немного постояли в темном саду, держась за руки, а потом он тихо выскользнул за ворота. Джина заварила себе чаю и на радостях решила отменить утреннюю встречу с Дианой Тейлор и сходить к Ви. Затем она легла спать — в таком чудесном настроении, что самой не верилось. У двери в спальню она на секунду замерла и посмотрела на лестницу, ведущую в комнату Софи. Софи… Когда она вспоминала о дочери, сердце ее падало, словно лифт, сорвавшийся с троса. Ведь надо рассказать все Софи… «Что ж, — как можно решительнее подытожила Джина, — нам обоим предстоят нелегкие разговоры. Лоренс поговорит с Хилари и мальчиками, а я с Софи и мамой».
Она вытащила коробку в коридор, на солнечный свет. Как чудесно снова вспомнить По, его дивные виды на Пиренеи и глупые английские традиции вроде охоты или бильярда (жители По открыли настоящий английский клуб с бильярдной и бюстом королевы Виктории). Джина была там по-настоящему счастлива. Снимала крохотную квартирку на Пиренейском бульваре, по утрам преподавала английский в школе, днем давала уроки фортепиано в высоком тихом доме за Верденской площадью… Солнце пробивалось сквозь длинные кружевные занавеси, на подоконнике стоял горшок с адиантумом, а на фортепиано — метроном в форме Эйфелевой башни из меди и дерева, которым Джина никогда не пользовалась. В По у нее были друзья, с которыми она ездила в долину Оссо и на виноградники Жюрансона. Через одного друга — англичанина и владельца старинной виллы, которую его дедушка построил еще в те славные времена, когда По был излюбленным курортом англичан, — она и познакомилась с Фергусом. Он приехал оценивать мебель в этой вилле, а Джину пригласили на ужин. Она вошла и увидела в дверях салона, выходящих в сад, высокого красивого блондина.
— Вы только посмотрите! — сказал он Джине смеясь. — Чудо! Здесь даже араукария есть, так называемая китайская сосна. Araucaria araucana. Только викторианцы могли ее посадить!
Фергус весь вечер завороженно любовался этим деревом.
Джина открыла коробку и заглянула внутрь. Лучше не вспоминать тот день, потому что мысли о плохом всегда переходят в тоску по хорошему. Да и вообще не хочется думать о Фергусе. Она отправится в По без него, с Лоренсом (или он приедет позже), где будет дышать горным воздухом и заново познавать себя.
На самом верху лежала открытка с видом на По и заснеженные Пиренеи на заднем плане. Джина перевернула ее и прочитала: «Обязательно приезжай. Здесь все такое дивное и странное, насквозь французское, только почему-то полгорода ходит в розовых пальто. Нет, серьезно, подумай. С любовью, Джина». Справа стоял адрес получателя: «Лоренс Вуд, Лис-стрит, д. 17, Уиттингборн». Она написала это, совершенно не думая о Хилари, да так и не отправила, потому что встретила Фергуса. Теперь она изумленно смотрела на открытку — самый настоящий знак судьбы, очередной крошечный ориентир на карте…
В витрине агентства «Бартон и Нукс» Хилари увидела глянцевую фотографию Хай-Плейс — она гордо стояла в самом центре. «Уникальная возможность. Старинный дом, визитная карточка города. Не пропустите!» — гласила надпись под рамкой. Снимок, очевидно, сделали с верхушки фонарного столба напротив, поскольку на нем красовалось старинное каменное крыльцо, которым никто не пользовался и которое видели разве что пролетавшие мимо птицы. Хилари зашла в агентство, где ей подробно рассказали о доме и подарили фотографии — не какие-нибудь ксерокопии, а целый буклет со снимками фасада, обитого деревянными панелями коридора и сада с готической скамьей. Дом стоил двести двадцать пять тысяч фунтов.
По неясной причине Хилари было приятно нести этот буклет в сумке, где, кроме него, лежали починенные туфли Лоренса и несметное количество дешевых почтовых марок. Не то чтобы она желала подруге зла — вовсе нет, — но несчастная покинутая Джина вызывала в Хилари смутную тревогу, точно взбесившаяся лошадь на скачках «Гранд-Националь». Никаких поводов тому не было, однако Хилари держала ушки на макушке. Лоренс стал регулярно относить или посылать в Хай-Плейс разные лакомства — вроде бы уместный и правильный жест с его стороны, и все-таки Хилари это было не по душе.
Когда дом купят, Джина, наверное, уедет из Уиттингборна. А что, было бы неплохо. (Тут Хилари подумала, что становится похожа на старшую сестру.) Джина и Фергус — одно дело, а брошенная Джина — совсем другое. У Софи впереди последний год учебы, и потом она тоже примкнет к длинной веренице молодежи, неохотно плетущейся в безрадостное будущее.
В конце Орчард-стрит Хилари, будто по мановению мысли, встретила Джину. Та шла от мамы, с которой ходила в больницу. Дэн с трудом их узнал и был очень сонный. Ви целый день молчала, что на нее совсем непохоже, и Джина после долгих уговоров и пререканий отправилась домой.
— Мне, наверное, стоит признаться… — сказала Хилари, положив руку на сумку.
— В чем?
— Я взяла буклет с фотографиями Хай-Плейс. Знаю, что лезу не в свои дела…
— Я ни от кого не скрываю, что продаю дом.
— Да, но мне сперва надо было спросить…
— Необязательно.
— Фотографии прекрасные. — Хилари помолчала, затем с чрезмерной легкостью, о которой тут же пожалела, поинтересовалась: — А ты уже решила, что будешь делать потом?
Джина медленно провела обеими руками по волосам, как бы повторяя беспечный настрой Хилари.
— Подумываю вернуться во Францию.
— Правда? В Монтелимар?
— Нет, в По. Мне там очень понравилось.
— Но там ты встретила…
— Знаю. И что? Я могла бы, как раньше, давать уроки. Впрочем, все пока вилами на воде писано, ты уж…
— Конечно, я никому не скажу. Как Ви?
— Очень подавлена и страшно волнуется. Дэну не хуже и не лучше, и я понимаю ее чувства насчет больницы. Врачи и сестры очень вежливые, но Ви прямо в ужасе от их официоза.
— Я велела мальчикам прополоть клумбы. Они хоть чем-нибудь помогли?
— Цветам — нет. Зато слопали весь торт и порадовали Ви.
Хилари улыбнулась. Приятное облегчение разлилось по всему ее телу, словно глоток бренди.
