— Почему? Что она сделала?
— Мне это неизвестно, да я и не хотел знать. Возможно, наркотики, а поскольку вокруг нее всегда крутились мужчины, не исключаю и проституцию.
— Ох, Клей, — сокрушенно проговорила Бекки.
Он замолчал. Бекки подумала, что он, наверное, боится, как бы не проснулся Джимми и не услышал его.
— Какими бы ни были ее проблемы, она всегда была сосредоточена только на себе. Не могу припомнить, чтобы ко мне относились так, как ты к Джимми.
Бекки почувствовала комок в горле.
— Это ужасно, Клей, — с трудом проговорила она. — Как же тебе удалось выжить, пока ты не попал в приют?
— Дети — народ живучий. К тому же я быстро взрослел. И очень рано стал реалистом. Знал, что на мать полагаться не могу.
— И полагался только на себя, — констатировала Бекки.
— Меньше разочарований…
Бекки судорожно проглотила слезы. Плакать сейчас не время.
Теперь она могла сказать себе, что наконец поняла Клея. Он держал все в себе, потому что иначе нельзя было. Надеялся только на себя. И даже женившись, не изменился. В Бекки как будто вонзили два кинжала — негодование и обиду. Почему Клей не доверял ей?
Ей хотелось задать Клею этот вопрос, но она помнила о Джимми. Ладно, отложим до завтра. Она должна получить прямой ответ на свой вопрос, ведь когда-то это стало одной из причин, по которым распался их брак. Клей не мог открыться ей, а ее любви оказалось недостаточно, чтобы вызвать его на откровенность. И хотя сейчас он как будто переменился и к тому же она знает теперь о нем куда больше, чем раньше, Бекки не была уверена, что это меняет дело.
Однако на сегодняшнюю ночь с нее достаточно. Бекки села в постели и повернулась к Клею.
— Если бы ты рассказал мне все это раньше… — сказала она, осторожно перегнувшись через Джимми, чтобы Клей мог слышать ее.
Клей положил ладонь ей на затылок и притянул ее к себе.
— Я не сумел, Бекки, — прошептал он, и Бекки почувствовала на своих губах его дыхание. — Мне это труднее, чем тебе.
Она с готовностью кивнула, дотронувшись губами до его губ.
От него исходили тепло и живительная сила, и хоть Клей и целовал ее после развода, но своими поцелуями он либо над ней подтрунивал, либо испытывал ее. Сейчас он наслаждался. Бекки чувствовала это по тому, как нежно и расслабленно прижались к ее губам его губы. Испытывая неизъяснимое удовольствие, она крепче прижалась к нему губами, чтобы Клей мог ощутить, как приятны ей его прикосновения. Она больше не сравнивала Клея и Барри.
Бекки не сдерживала себя, считая, что владеет собой и прервет поцелуй, когда захочет. По крайней мере ей так казалось, пока Клей не положил ей на плечо руку и не отстранил слегка.
— Милая, если ты не хочешь переложить сына в его постель и довести наш поцелуй до естественного завершения, лучше остановись сейчас.
Бекки отодвинулась, чувствуя, как жар бросился ей в лицо, и радуясь, что Клей не видит ее в темноте.
— Да, правда. Спокойной ночи, Клей.
— Спокойной ночи, Бекки.
В его насмешливом голосе звучала нежность.
Бекки с улыбкой опустилась на подушку. Клей нашел ее руку, их пальцы сплелись на колене у Джимми. Засыпала она с мыслью о том, что за все время их брака она не испытывала такой эмоциональной близости с Клеем, как в эту минуту.
Глава девятая
— Мамочка, просыпайся.
Бекки застонала и дернула плечом, чтобы сбросить настойчиво теребившую ее ручку.
— Мамочка, давай открывай глаза.
— Не могу, — пробормотала Бекки в подушку. — Кто-то их залепил.
Джимми хихикнул.
— Ну же, просыпайся.
Бекки с закрытыми глазами подняла голову.
— Джимми, тебе не пройдет даром, если станешь будить меня дважды за ночь.
— Сейчас не ночь, мама, — бодро проинформировал ее сын. — Уже утро. И я хочу есть. Можно мне яичницу с беконом? И еще гренки?
Бекки с трудом приоткрыла глаза и увидела жизнерадостное лицо сына. Он всегда просыпался голодным как волк.
— Ты уверен, что съешь все это?
Джимми энергично кивнул.
— Уверен. От страшных снов мне захотелось есть.
— Не смеши меня.
— Ну мама! Сделаешь мне яичницу? А хлеб я сам поджарю в тостере. Если ты хочешь спать, я и яичницу сам приготовлю.
— Не смей подходить к плите!
— Ладно, — Джимми тяжело вздохнул.
Бекки зевнула. Меньше всего ей хотелось сейчас вставать и идти готовить, но она не могла разочаровать сына.
— Завтрак будет через минуту. — Бекки посмотрела на часы. — Собирайся в школу.
— Хорошо.
Джимми отодвинулся, спрыгнул на пол и потопал к двери. Бекки снова застонала.
— Ты как с похмелья, Бекки.
— Ой! — Ее глаза мгновенно раскрылись, голова заерзала по подушке. — Клей? Я про тебя и забыла.
Он осторожно, чтобы не потревожить больную ногу, повернулся к ней и приподнялся на локте.
— Что ж, дорогая, мне не привыкать.
— Клей, не начинай. — Она подняла голову и посмотрела в окно. В безоблачном небе вставало солнце. — День будет чудесный. Не порти его.
Лицо Клея выразило недоумение.
— Я? Со мной у тебя не будет больше тяжелых времен.
— Хм, — скептически хмыкнула она.
Бекки собралась откинуть одеяло, но неожиданно засмущалась. Глупости какие! Она же не ханжа какая-нибудь, к тому же была его женой. Правда, и он теперь не тот человек, которого она знала.
После ночного разговора с Клеем Бекки решила, что никогда и не знала своего бывшего мужа, и ей пришла в голову мысль: если она и теперешнего Клея не узнает, то всегда будет жалеть об этом.
Призывая себя не глупить, Бекки приготовилась спустить ноги на пол. Но когда попыталась встать, что-то ее потянуло обратно. Она рухнула на матрас, оглянулась и увидела, что Клей намотал на руку волочившийся подол ее байковой ночной рубашки.
— Клей, пусти, — потребовала Бекки, вцепившись руками в ткань и пытаясь вырвать подол.
Клей покачал головой.
— Как говорит наш сын, не-а-а.
Бекки снова попробовала вырваться, но Клей не отпускал ее.
— Кончай дурачиться.
Клей усмехнулся.
— Бекки, я в этом доме отнюдь не дурачусь, если, конечно, меня к этому не принуждают.
Она вытаращила на него глаза и попробовала другую тактику, продолжая тянуть рубашку:
