Выдавив улыбку, Лоренс кивнул.
— Великолепно! Спасибо, Скотт. Уверен, они ей понравятся. Не знаю, как долго я пробуду в больнице, поэтому предлагаю вам вернуться домой, когда вы меня отвезете. Обратно я поеду на такси.
Улицы были запружены машинами, и для того чтобы добраться до больницы, им потребовалось больше времени, чем предполагал Лоренс. Была половина одиннадцатого, когда Скотт остановился перед главным входом, обошел машину и открыл перед ним дверцу.
— Не передадите ли вы мадам наши наилучшие пожелания? Мои и Марты. Мы надеемся, что она быстро поправится, и с нетерпением ждем, когда снова увидим ее.
— Да, я скажу ей, — пообещал Лоренс.
И домыслил то, чего не сказал Скотт: они с нетерпением ждут, когда он привезет Эллин к себе. Когда Лоренс впервые увидел мать после разлуки, он мог бы поклясться, что такая возможность исключена. Как быстро все меняется в этой жизни! Как быстро можно привыкнуть к мысли, которая раньше отталкивала!
О, он до сих пор не знал, сможет ли простить ее, забыть о прошлом настолько, чтобы поселить в своем доме. Лоренс не собирался делать необдуманные шаги, для этого он был слишком осмотрительным. К тому же, если мать оставит дом Мэй, он больше никогда не увидит девушку. Эта мысль заставила его слегка устыдиться. Неужели собственные интересы для него превыше благополучия матери?
Когда-то, в своей прошлой жизни, он бы напомнил себе, что именно так поступила с ним она. Он бы подумал: она заслужила подобное отношение.
Сердечный приступ за одну ночь изменил все. Этим утром Лоренс испытывал совсем другие чувства. Он осознал необходимость позаботиться о будущем матери. Конечно, она может захотеть остаться у Мэй — ведь там такая чудесная компания: ее ровесники, не говоря уж обо всех этих детях и животных. Любой бы предпочел «Тихую гавань» его пустому, молчаливому дому. Но он должен предоставить ей право выбирать, пригласив жить к себе.
Лоренс нашел мать спящей. Руки лежали поверх белого казенного одеяла, а все тело было опутано каким-то проводами, подключенными к медицинскому оборудованию.
Сестра забрала цветы поставила их в вазу, а затем поманила его к двери, приложив к губам палец. Лоренс покорно пошел к выходу, морщась каждый раз, когда кожаные подошвы поскрипывали на начищенном до блеска полу.
— Вы можете подождать в коридоре, если хотите. Не исключено, что она скоро проснется. Состояние у нее удовлетворительное, единственное, что требуется, — это длительный отдых. Или, если хотите, можете вернуться сюда днем.
— С ней все будет в порядке? — взволнованно спросил Лоренс. — Я имею в виду… насколько серьезен был приступ?
— Достаточно серьезен, чтобы потребовалась госпитализация, а это означает, что ей придется внести некоторые изменения в свой образ жизни, о чем ей расскажет врач.
— Могу я с ним поговорить?
— Сейчас его здесь нет. Вы сможете побеседовать с ним после обхода, в пять часов. Это время вас устроит?
— Пять? Да, тогда я лучше заеду еще раз, днем. Если я понадоблюсь, здесь номер моего телефона. — Он написал его на клочке бумаги и протянул сестре.
Однако вместо того чтобы сразу покинуть больницу, Лоренс присел на стул в коридоре. Его била дрожь — очевидно, результат шока, полученного при виде матери, лежавшей в белой постели, маленькой и бледной, похожей на беспомощного ребенка. Она казалась такой больной! Может быть, она все-таки при смерти, несмотря на все, что говорит сестра?
Лоренсу стало так плохо, что он понял: ему не высидеть на предстоящих совещаниях. Поэтому он попросил разрешения у сестры позвонить миссис Райан и отменил дневные встречи.
— Да, сэр, я сейчас же этим займусь, — сказала она. А затем спросила: — Как чувствует себя ваша мама?
— Она под воздействием снотворного, мне не удалось поговорить с ней. Сестра уверяет, что все будет хорошо, но… — Он замолчал и сглотнул.
— Но — что? — поторопила его миссис Райан.
Он вздохнул.
— Но мне кажется, что выглядит она ужасно. Не ждите меня, миссис Райан.
Лоренс положил трубку, чувствуя странное головокружение. Боясь упасть, он добрался до стула и снова сел, склонив голову до колен и ожидая, пока пройдет слабость.
— Лоренс? Что случилось? Она не… — Голос Мэй звучал резко от нетерпения и беспокойства.
Он быстро выпрямился, от этого все перед ним закружилось, как в водовороте. Каштановые кудри, бледное лицо, огромные светло-карие глаза, казавшиеся почти черными из-за расширившихся зрачков. Лоренс заморгал. Сердце колотилось о ребра, кровь шумела в ушах подобно морскому прибою.
— В чем дело? Скажите мне.
Он наконец понял, чего Мэй так боялась услышать.
— Нет-нет, она не умерла, — поспешил заверить ее Лоренс. — Она спит. Я жду, когда она проснется.
Мэй с облегчением выдохнула и почти упала на соседний стул.
— Слава Богу! Когда я увидела вас в таком подавленном состоянии, я решила…
Он поморщился.
— Просто я почувствовал легкую слабость. — Поскольку она продолжала пристально смотреть на него, Лоренс поспешно добавил: — Сейчас все в порядке.
Мэй казалась самой весной в желто-зеленом платье, поверх которого был наброшен темно-зеленый пиджак. При виде нее Лоренс сразу воспрял духом.
— Сестра, кажется, считает, что мать чувствует себя хорошо. Но ведь они всегда так говорят, правда?
— Они не стали бы лгать, Лоренс. Если говорят, что хорошо, значит, так оно и есть.
— Пожалуй, вы правы.
Его пристальный взгляд опустился на ее стройные ноги, а затем еще ниже, на черные лодочки. Может быть, она так приоделась, потому что, навестив его мать, собиралась пообедать с Питером?
— На что вы смотрите?
Он резко ответил:
— Я и не знал, что на что-то смотрю!
— Нет, смотрите. Вам не нравится мое платье? Или это мои туфли заставили вас скривить губы?
— Конечно нет. И я не кривил губы. Все не так… То есть я хочу сказать, что не делал ничего подобного.
Лоренс понимал, что запутался, и усмехнулся. Такое уж воздействие она оказывает на него. Он всегда гордился умением контролировать себя. Куда же оно подевалось теперь? Нужно взять себя в руки.
В коридор вышла сестра.
— Я думала, вы уже ушли, — обратилась она к Лоренсу. — Честное слово, сейчас нет никакого смысла ждать. Почему бы вам не вернуться сюда днем?
Мэй встала.
— Как она?
Женщина дружески улыбнулась ей.
— О, здравствуйте. Ведь это вы привезли ее, да? Я вас помню. Сегодня ей гораздо лучше. Не думаю, что она у нас задержится дольше, чем на несколько дней.
