— Высший класс! — искренне восхитилась Беверли.
Сама мулатка тоже несказанно похорошела — перламутровые, в тон платью, тени отлично смотрелись на темной коже, выделяя выразительные глаза девушки. Памеле подумалось, что Беверли излишне скромно оценивает свои шансы.
— Мама Бев, а я?
Кирсти с высокой, но очень лаконичной прической, в элегантном платье из золотистой парчи, смотрелась старше своих лет, чему была явно рада. Однако Беверли осталась неумолимой.
— Все равно ты козявка! Еще пару лет поскачешь по подиуму, вот тогда поглядим.
На лестнице Памела, нагнав мулатку, укоризненно спросила:
— Ну зачем ты так с девочкой?
— Чтобы потом не рыдала! — отрезала Беверли. — А если я ошибусь, что может быть лучше? О-о-о! Гляди в оба, русалочка, береги хвостик!
Навстречу им кошачьей походкой двигалась француженка. Темно-зеленый бархатный комбинезон с вырезами во всех мало-мальски мыслимых местах облегал гибкое тело Мадо, словно вторая кожа, на стройных ногах красовались сапоги-чулки выше колен. Столь фантастический наряд смотрелся бы дико на ком угодно, но экзотическую красоту француженки лишь подчеркивал. Пристально глядя на Памелу таинственно мерцающими глазами, Мадо приветствовала ее царственным кивком.
— Нехорошо, — процедила сквозь зубы Беверли. — Скверно… Королева не в духе.
Но Памела уже изучала других претенденток, и вскоре у нее в глазах зарябило от множества прелестных лиц, изысканных туалетов и умопомрачительных причесок. Но все это великолепие было каким-то безликим. И Памела наконец-то поняла, что Беверли права: по крайней мере, в том, что касалось Мадо. Француженка явно выделялась на общем фоне, не будучи при этом самой красивой и правильно сложенной.
Ее явно портили слишком острые плечи, да и руки были чересчур длинны. И тем не менее у Мадо было то, чем далеко не всякая красавица может похвастаться. Именно это и называется шармом, подумала Памела, глядя, как француженка курит свою неизменную черную сигарету. Глаза ее, обведенные темными тенями, светились теперь точь-в-точь как у дикой кошки, даже жуть брала. Была не была, решила Памела и смело направилась к сопернице.
— Привет. — Она смело взглянула в светящиеся глаза, поняв, в чем секрет: ресницы Мадо были густо накрашены изумрудной тушью. — Угостишь сигаретой?
Француженка молча протянула пачку. Закурив, Памела поморщилась — черная сигарета показалась ей чересчур крепкой.
— Ты сердишься? — напрямик спросила она.
— Конечно, — последовал невозмутимый ответ. — И на тебя, и на всех прочих.
— Но почему?
— Злость — мой лучший товарищ на подиуме. Хочешь еще о чем-то спросить?
Такого желания Памела явно не испытывала и, бросив окурок в урну, отошла от Мадо подальше. Настроение у нее испортилось, тем более что и Палмера нигде не было видно.
В ожидании выхода на ярко освещенную сцену девушки вели себя по-разному. Кто-то крестился, кто-то шептал что-то, вот китаянка молитвенно сложила ладони, вот русская зажмурилась и украдкой поцеловала крохотный золотой крестик… Непостижимая Мадо лишь смачно сплюнула через левое плечо и, изгибаясь словно кошка, зашагала вперед…
Когда настала ее очередь, Памела нежно коснулась губами кольца, украшавшего указательный палец, и остатки страха покинули ее. Если он вообще был, этот страх…
Как и предсказывала Беверли, в финал прошли двенадцать участниц, среди которых были мулатка, Памела, Мадо, русская и, как ни странно, Кирсти. Стоя в ярком свете прожекторов, Памела слегка повернула голову — и словно два зеленых луча уперлись в нее. Глаза француженки полыхнули такой ненавистью, что Памела вздрогнула.
Да пошла ты! — мысленно выругалась она. Хоть лопни от злости, не испугаюсь. И все-таки хороша, чертовка. Необыкновенно хороша!
За кулисами Памела, скинув туфли на высоченной шпильке, огляделась, ища глазами Палмера, но его и тут не было. Зато Кимберли решительно направилась к ней. Час от часу не легче!
— Господи, чего вам еще нужно от меня? — воскликнула Памела. — Разве вы не все мне сказали?
— Нет, не все. — Кимберли посмотрела на нее с такой тоской, что Памела растерялась. — Будь счастлива. И постарайся полюбить…
— Ким! — раздался совсем рядом голос Палмера. — Я предупреждал тебя!
Рука его тяжело опустилась на плечо бывшей жены, но та стряхнула ее и не оглядываясь пошла прочь.
— Чего она тебе наплела? — встревоженно спросил Палмер.
— Да ничего. Пожелала счастья… А что она должна была мне сказать?
— Не торопись… — начал Палмер, но Памела резко оборвала его:
— Все! Хватит! — Хотелось кричать, драться, кусаться, ярость слепила ее. — Не хочу больше тайн! Говори, говори сейчас все — или…
Сделав шаг вперед, Палмер, ни слова не говоря, обнял Памелу и поцеловал на глазах у пораженных участниц конкурса. Сначала возникло желание вырваться, но это оказалось выше ее сил, и вот она уже страстно отвечает на поцелуй, забыв обо всем на свете — и о переполненном зрительном зале, и о странном поведении Ким. Все исчезло, остались лишь он и она.
— Пора, девочка. — Губы Палмера прильнули к ее пылающей щеке. — Я люблю тебя. Помни только об этом.
Оказывается, финалисток уже пригласили на сцену, а она этого даже не слышала. Подхватив туфли, Памела поспешила к кулисе. Ей не нужно было оглядываться — она и без того знала, что Палмер неотрывно смотрит ей вслед. Теперь девушки выходили по одной, и Памела замерла с туфлями в руках, дожидаясь своей очереди — девятой в дюжине финалисток. Вот вышла седьмая, восьмая… Сунув ноги в черные лодочки, Памела еще успела изумиться тому, что они стали как будто на размер меньше.
— Номер сорок пять, Памела О'Доннел, модельное агентство «Гламур», Нью-Йорк!
Сделав первый шаг, Памела услышала странный хруст и ощутила в ступнях острую боль, но остановиться было уже нельзя. С опозданием вспомнив наставления Беверли и чувствуя, как осколки стекла впиваются все глубже, Памела ощутила себя вдруг той самой андерсеновской Русалочкой, которая во имя великой любви умолила ведьму превратить ее рыбий хвост в стройные ножки. Однако с той поры каждый шаг причинял бедняжке такую боль, словно она ступала по лезвиям остро отточенных мечей.
И подобно сказочной Русалочке Памела не могла сейчас ни вскрикнуть, ни закусить губу, а до середины сцены идти было еще ой как далеко… Ох, Мадо, думала она, не ощущая к сопернице ничего, кроме пронзительной жалости. Наверняка ты никогда не была такой счастливой, как я, еще минуту назад, за кулисами.
Остановившись в луче прожектора, Памела повернулась лицом к залу и улыбнулась так ослепительно, что публика взорвалась аплодисментами. Где-то рядом стояла француженка. Даже не смотря в ее сторону, Памела чувствовала на себе ее ненавидящий взгляд. Зачем все это, недоумевала она, не вслушиваясь в то, что говорит председатель жюри.
