Коркоран печально покачал головой. Увы, но к современной магии это никакого отношения не имеет. Магия в наши дни ограничивается чисто практическим применением, общеизвестными фактами и апробированными действиями. Конечно, Фелим блестяще доказывает свою точку зрения и стиль у него неплох, но его подход абсолютно неприемлем. Коркоран вздохнул с облегчением. Поначалу, когда он взялся за этот опус, ему пришло в голову, что, возможно, придется отступить от своей системы и поставить-таки Фелиму высшую оценку — хотя бы за количество изученных заклинаний. Система Коркорана, которую поминал Финн, основывалась на том, что университет в наше время существует ради того, чтобы выпускать компетентных пользователей магии, обладающих навыками, которые необходимы, чтобы восстановить мир после того разорения, в которое вверг его мистер Чесни. И глубоким научным исследованиям или умозрительным выкладкам того рода, какими занимался Фелим, в нем места нет. Мир ныне нуждается в простой, заурядной практической магии. И по этой причине Коркоран постановил, что пятерки ставятся студентам только на последнем курсе, и только тем, кто демонстрирует блестящие практические навыки.
Он щедро нацарапал на опусе Фелима четыре с минусом, приписал: «Тема не раскрыта!» и взялся за реферат Лукина — этот был самый короткий. И на тебе: Лукин тоже рассуждал о безграничных возможностях магии, да так радостно, с таким энтузиазмом, что Коркоран был просто потрясен. Он был практически уверен, что Лукин окажется обычным унылым зубрилой и неожиданностей от него ждать не придется. Не тут-то было! Лукин рассуждал об ограничениях, налагаемых на магию. Он признавал, что часть из них действительно необходимы, поскольку связаны с требованиями безопасности, но большинство из них совершенно не нужны. Он указал ряд таких бесполезных ограничений. «Уберите их! — требовал он. — Экспериментируйте! Играйте с магией!»
«Играть с магией? — подумал Коркоран. — Что за чушь? Магия, которую изучают в университете, — это работа, работа и еще раз работа. Играм тут не место!» Однако же Лукин уверенным, изящным мелким почерком черным по белому писал, что магия должна приносить радость! «Ну что с него взять, он ведь принц! — подумал Коркоран. — Наверняка его воспитали в убеждении, что магия — это забава, позволяющая отдохнуть после государственных дел». Коркоран решил сделать на это скидку и поставил Лукину три вместо трех с минусом, как собирался вначале.
Ольге он тоже поставил три, и тоже по доброте душевной. Девушка хотя бы попыталась ответить на вопрос, «что представляет собой магия волшебников». Но ее реферат изобиловал личными мнениями, а это в университете тоже не приветствовалось. С точки зрения Ольги, магию никоим образом не следует стандартизировать. На личную магию каждого человека оказывает влияние характер этого человека, и потому она отличается от магии других людей не менее чем почерк. Кроме того, на магию человека может оказать влияние, отрицательное либо положительное, то, каким образом его обучали, и вообще его воспитание. Она привела пару примеров. Коркоран был изрядно шокирован описанием того, как подростка наказали за то, что он играл с воздушными стихиями, в результате чего он вообще утратил способность их воспринимать.
— Да разве со стихиями вообще можно общаться? — буркнул волшебник и написал на полях: «Достоверность?»
В целом писанина Ольги возмутила его еще больше, чем реферат Лукина. То есть как это — не стандартизировать магию? Работа Коркорана именно в том и состояла, чтобы загнать всех будущих магов в единые стандартные рамки!
Он тяжело вздохнул и взялся за объемистый труд Эльды. Эльда писала примерно о том же, что и Фелим. И чего они все начитались? Эльда еще увереннее, чем Фелим, рассуждала о том, что целые направления магии поныне остаются неисследованными, и постоянно приводила примеры, которых в «Альманахе мага» не было. Очевидно, всему этому она научилась у Дерка, своего отца. Временами Коркоран вообще не понимал, о чем идет речь. Он никогда не слышал ни о зиготах, ни о ризомах, ни о генном модифицировании. И не без раздражения обнаружил, что Эльде все эти термины прекрасно знакомы и что она потрудилась дать в конце своего толстенного реферата примечания с разъяснениями. Последние же страницы собственно реферата были посвящены воспеванию магии, ее захватывающих тайн и бескрайних возможностей — хуже, чем у Лукина! Ну, довольно! Коркоран сердито начертал на реферате размашистое три с минусом и подумал, что, по-хорошему, за такое следовало бы поставить двойку.
Затем он положил перед собой устрашающий реферат Рёскина. Его он твердо решил просмотреть по диагонали, но это оказалось невозможным. Рёскин был гномом, он привык к работе со сложными конструкциями. Вот и его реферат напоминал собой кольчугу, где за каждое звено цепляется несколько других. Он выдвигал предположение. Потом делал ряд очевидных выводов, с которыми никак нельзя было не согласиться. Потом делал следующий логический шаг — и бац! Из всего этого вытекало нечто совершенно неслыханное, однако вы и с этим были вынуждены согласиться. Затем Рёскин брал эту неслыханную идею и принимался развивать уже ее. Бац! Новая безумная идея. Следуя за цепочкой логических рассуждений, Коркоран сам не заметил, как прочел первые двадцать страниц. К этому времени он обнаружил, что смиренно соглашается с необходимостью полной реорганизации всего университетского курса, с тем, что теорию и практику надлежит преподавать параллельно, причем объем теории следует значительно расширить, и что первокурсникам следует начинать с того, на чем ныне заканчивает последний, третий курс; а под конец и с тем, что используемая ныне магия используется совершенно неправильно и всю систему надо переделать с начала до конца...
Коркоран бросил читать и поставил Рёскину три. Потом, поразмыслив, добавил минус — за наглость. Такое впечатление, что этот несчастный гном пытается учить его, Коркорана, вместо того чтобы самому у него учиться! Волшебнику очень хотелось влепить Рёскину единицу, но некоторые из аргументов гнома оказались весьма убедительными: Коркоран поймал себя на мысли, что, возможно, ему стоит несколько модернизировать свои методы исследования Луны...
Он раздраженно отпихнул сорок страниц Рёскина в сторону и взялся за эссе Клавдии. Его он оставил напоследок, потому что оно выглядело как-то странно. Взглянув в окно, Коркоран понял, что уже не успеет заняться собственными делами до того, как придет пора идти ужинать в столовую, и потому решил, что лучше уж покончить со всеми рефератами зараз. Реферат Клавдии напоминал собой груду бумажных вырезок, скрепленных соединяющими заклятиями.
Содержание реферата было не менее странным. Клавдия, очевидно, придерживалась того же мнения, что и Фелим с Эльдой, но решила доказать его на практике. Она начала с того, что взяла самое обычное заклинание и показала, что его можно использовать в двух совершенно разных целях. На первой странице было написано заклинание, а дальше она была разделена на две колонки, с двумя новыми заклинаниями. Эти, в свою очередь, служили основой для четырех... нет, пяти производных заклинаний, написанных в четырех колонках и на присоединенном квадратике бумаги. И так далее. Десять колонок превратились в двадцать пять... «Помогите!» — мысленно возопил Коркоран, перевернув страницу и обнаружив, что количество заклинаний выросло до пятидесяти. Все они были написаны таким мелким почерком, что его нельзя было бы читать, если бы Клавдия не снабдила эти страницы увеличительным заклятием, которому, кстати, сам Коркоран так и не научился. И, как будто этого было мало — хотя Клавдия, видимо, полагала, что это должно упростить дело, — на последней странице приводилось генеалогическое древо всех описанных заклинаний, ветви которого были расчерчены красными, зелеными и синими чернилами, с дополнительными примечаниями относительно применения всех этих заклинаний.
