Из первого конверта Бен достал визитную карточку, на которой значилось:
«Мсье Крут!
Мы благодарны Вам за заботу о нашей дочери. Возможно, мы в самом деле довольно строги с ней, однако же мы полагаем, что ее воспитание никого, кроме нас, не касается.
Мсье и мадам Мильроз».
— Лучше бы ответила сама Жанна, — сказал Бен.
— В чем-то они правы, — хмуро сказал Ковбой.
— Давайте посмотрим другие, — сказала Фонтанна.
Бен вскрыл второй конверт, в нем лежало письмо, напечатанное на компьютере:
«Мсье!
Я не знаю, кто Вы и что Вам надо, но предупреждаю, что если вы не оставите меня в покое, я Вас найду, и тогда Вы пожалеете. Зарубите это себе на носу.
Жиль Жиль».
Бен вздохнул и передал письмо Фонтанне с Беном.
— Ну, от этого типа ничего другого нельзя было и ждать, — сказал Ковбой.
Открытку с изображением старинного дома Бен оставил напоследок. Он никак не решался перевернуть ее, поэтому Фонтанна взяла ее у него из рук и прочла вслух:
«Дорогой мсье Робин!
Пирог получился превосходный, спасибо. К сожалению, я живу одна, и одолеть целый пирог мне очень трудно. Надеюсь в следующий раз разделить его с Вами. А пока жду новых рецептов!
Ваша
Элен Рабюссье».
Бен грустно улыбнулся — увы, последнее письмо не отменяло двух первых.
— Что будем делать? — спросил он.
Ковбой молчал.
— Как это, что делать? — воскликнула Фонтанна.
— Продолжать?
— Разумеется! Подумай сам: из трех человек одному твоя открытка доставила счастье, а остальные двое, уж во всяком случае, не стали несчастнее, чем были! Одна удачная попытка из трех — не так уж мало!
— А ведь верно! — сказал Ковбой.
— Ну, не знаю, — пожал плечами Бен, — боюсь, все это без толку.
— Нет-нет-нет! Мы будем продолжать! — решительно сказала Фонтанна.
И они продолжили.
Бен установил для себя несколько правил.
Первое — ни в коем случае не писать больше тем, кого раздражали его открытки.
Вот только на злобную угрозу Жиля Жиля он не мог не отозваться.
«Мсье Жиль!
Я не собирался досаждать Вам, а только хотел успокоить. Вы тратите слишком много нервов, когда ругаете всех подряд: мальчишек, собаку, меня, — а это вредно для здоровья.
Робин Крут».
Второе — непременно отвечать тем, кто присылал любезные письма.
Мадам Рабюссье он отослал уже десятка полтора рецептов.
Третье — посылать новые открытки тем, кто никак не отзывался на первую. Бен думал, что они хоть и молчат, но относиться могут хорошо.
Например, юный страдалец Тома Кроке ответил только после девятой открытки:
«Робин!
Не знаю, откуда взялось твое забавное имя, но мне очень приятно получать твои открытки.
Вчера я ходил в зоопарк посмотреть на обезьян — они и правда здорово меня развеселили.
Я тоже пишу, но не письма, а песни. Могу, если хочешь, прислать их тебе, только они очень грустные.
Тома».
Четвертое — писать всем новым подопечным, которых набирал Ковбой.
* * *
Итак, Бен писал и писал открытки.
Иногда писал всего словечко, а то и вовсе только адрес да имя, если ему казалось, что открытка говорит сама за себя. А иногда расходился, рассказывал какие-то истории, то подлинные, то вымышленные. Он никого не упрекал и не давал советов, но всегда находил, что сказать, чтобы обрадовать, утешить или просто развлечь человека. Был добр и щедр. Все лучшее, что было в нем, он расточал другим людям в открытках.
Фонтанна их читала и нахваливала. Иной раз Бен сочинял и подкладывал в пачку открытку для нее. Во время доставки Фонтанна ее находила, а вечером пришпиливала к стенке в спальне.
Если Бену случалось получить слишком много неприятных ответов, он отводил душу на Жиль Жиле, а тот, как ни странно, всегда откликался.
«Дорогой Жиль Жиль!
Не лучше ли Вам написать на заборе: „Осторожно, злой человек“?
Любящий Вас
Робин Крут».
«Ну, погоди, мерзавец! Поймаю — убью!
Жиль Жиль».
Но и хороших писем приходило много. Кто-то просто благодарил, кто-то говорил про открытку, одни задавали вопросы, другие просили совета, чем приводили Бена в затруднение.
Он всегда отвечал.
Многие хотели его видеть, и он бы, может, согласился, но Ковбой и Фонтанна были против. Обычно он отговаривался тем, что будто бы живет далеко, а почту из тридцать третьего ящика ему пересылают.
Дошло до того, что Бен почти не выходил из дома. Писем приходило все больше, список все разрастался. Справиться с таким потоком Бен не мог, и ему пришло в голову перезнакомить адресатов между собой, он предложил им переписываться друг с другом, и немало людей завели знакомых через Робин Крута.
Не хватало времени даже на то, чтобы ходить пополнять запас открыток, и Бен, с согласия Фонтанны и Ковбоя, пригласил Ришара в помощники. Тот с восторгом отнесся к их затее и стал еще одним членом бригады. Теперь Ковбой показывал дневной список Ришару, тот сам подбирал подходящие открытки и на другое утро приносил их Бену.
Работы прибавлялось не только у Бена — Ковбой, окрыленный успехом, все больше расширял свои списки. Он уволился с почты, чтобы иметь возможность полностью отдаться новому делу. Но ключи от почтового отделения и от тридцать третьего ящика сохранил.
* * *
За долгий почтальонский стаж Ковбой хорошо изучил обитателей города. Критерии отбора становились у него все более гибкими: теперь он заносил в свой список не только одиноких и несчастных от того, что им никто не пишет, но и несчастных по любой другой причине, а вскоре и вообще стал делить людей на тех, кто мог нуждаться в помощи Робин Крута, и всех остальных.
Характеристики подопечных становились очень личными:
Мсье Бертан — бьет своих детей.
Камилла Лагаш — потеряла себя в наркотических дебрях.
Ги и Арни Бюффон — братья, живут вместе, но не разговаривают друг другом с тех пор, как девушка одного из них ушла к другому, а потом бросила обоих.
Мсье Тарак — бьет своего отца.
Освальд Вурц — перестал говорить после смерти матери.
