Получается, что наш собственный опыт проектного развития — совсем не лишний. Именно он может помочь ускорить процесс медленного созревания информационного общества. Вот только новые технологии надо как-то уберечь от сейфов.
Кроме того, современная российская бизнес-элита сформировалась вовсе не из любителей инноваций. России нужно техническое перевооружение, нужны мощные инновационные проекты. Ну, так и что с того? Мало ли что нужно, но ведь опыта этих проектов нет ни у кого. Этот культурный барьер можно преодолевать десятилетиями. Проведение нескольких успешных государственных и частно-государственных инновационных проектов сформировало бы кадры, дало эффективный пример, который вдохновил бы многих. Теория «самозарождения жизни из грязи» Лепешинской, увы, не оправдалась. Стоит ли ожидать самозарождения инноваторов?
Ну а для малого и среднего бизнеса нужно развивать инвестиционные банки, непременный атрибут информационного общества. Эти банки кредитов не дают и имущество не описывают. Они приходят в какое-то малое предприятие, у владельцев которого есть идея, есть кадры, но нет денег. Изучают бизнес-план, изучают самих владельцев, а потом за хорошие деньги покупают от четверти до половины акций. Договор при этом подписывают, чтобы владельцы не сбежали. После этого владельцы вроде бы банку ничего не должны, кредит ведь не брали. Но недостающее звено — деньги — появилось, и можно претворять в жизнь бизнес-план. И если инновация окажется удачной, бизнес-план осуществится, то через несколько лет акции вырастут в цене раз в 10, и все окажутся в выигрыше. И банк, и владельцы фирмы, и общество.
Вот только банков таких в России пока нет. Одиноко реют флаги ЕБРР (Европейский Банк Реконструкции и Развития). Кстати, инвестиционная деятельность его очень успешна. Только его одного мало для России. Совсем мало. Российский инвестиционный банк «КИТ-Финанс» в сентябре 2008 года потерпел крах, не выдержав кризиса. Но без таких банков нельзя. Значит, надо создавать новые свои инвестиционные банки. Давать им государственные гарантии или прямо деньги. Понимая, что половину денег разворуют. Но ведь потом-то эти банки встанут на ноги. Коррупция исчезнет, а развитие останется!
Третий Рим — не фигура речи
В главе 9 уже писалось о принципах патернализма. С падением первого и второго Рима, а также Монгольской империи Россия осталась единственной наследницей этих принципов. Причём в современных условиях речь не идёт о завоевании утраченных или тем более новых территорий. В зоне своей исторической ответственности Россия может и должна обеспечить уважение к культуре народов, всех и каждого. Естественно, требуя от них уважения к культуре других народов, включая русских.
Пока мы в России безуспешно пытались братство подменить равенством, в западных странах тоже происходили не всегда благоприятные процессы, некоторые из которых привели к широкому распространению индивидуализма и гедонизма. В умеренных дозах эти «измы» неизбежны и даже полезны. Но их неограниченное распространение привело к тому, что даже прекратилось естественное воспроизводство населения. Собственно говоря, наиболее полно эти принципы выражают наркоманы, которые стремятся к физическому наслаждению, не считаясь ни с чем и ни с кем. В русском менталитете принцип соборности противостоит принципу индивидуализма. Попытка замены соборности равенством сильно дискредитировала сам принцип. Но с менталитетом бороться бесперспективно, принцип возрождается. Неуважение к неправедно нажитым богатствам из него и происходит. И, как замечательно отмечал ещё Лев Гумилёв, огромное (российское) евразийское пространство населяют народы, имеющие положительную комплиментарность. Народов, не разделяющих принцип соборности, среди них нет.
Гедонизмом я называю стремление к физическому наслаждению путём материального потребления. Любой человек, у которого его вовсе нет, умрёт от голода и не сможет продолжить свой род. Но и избыток его разрушителен. Есть ещё наслаждение через самореализацию, через преодоление трудностей, через потребление нематериальных ценностей. Сегодня, в отличие от гедонизма, эти ценности не пропагандируются. Между тем четвёркой главных религий, господствующей в России на протяжении столетий — «православие — ислам — иудаизм — буддизм», — эти ценности разделяются. И в менталитете они сидят довольно глубоко. И вызывают ярость либералов: «Шведы бы сейчас заборы красили, каждый свой, а наши бесполезно болтают на кухне». И жизнеспособность народов России и СНГ в значительной мере определяется возможностью вернуть этим ценностям достойное место в сознании людей. Духовностью их обычно называют в России.
Политическая свобода в России нисколько не пострадала бы в случае введения превентивной цензуры на всю потребительскую рекламу. Сейчас положение таково, что люди её потребляют не по доброй воле, просто уклониться нереально. Но добрая половина этой рекламы — проповедь гедонизма, иногда бесстыдная. Человек может не смотреть политические дискуссии, не ходить на митинги, сам выбирать религию, жену, работу. Но от видео- и аудиорекламы он не сможет уклониться, если только не станет отшельником. Пора ограничить этот мутный поток или хотя бы гарантировать его качество. Бизнес не пострадает.
Суверенная демократия
Споры о том, бывают ли суверенные демократии, малопродуктивны. Когда-то все демократии были суверенными в том смысле, что не слишком напоминали друг друга. Викторианская Англия мало походила на швейцарские кантоны. США после войны за независимость развивали свои демократические институты совершенно суверенно. Они, например, не противоречили рабству, и это долгое время никого не волновало. После смены мирового гегемона Англия и Франция тоже ни на кого не оглядывались. Это сделало возможным приход к власти лейбористов (правительство Эттли) в 1945 году. Де Голль, когда ему надоело, что его всё время пытаются учить жить, вывел Францию из военной организации НАТО и повёл своей дорогой. Франции хватило суверенитета для того, чтобы её президентом мог быть социалист. А вот Чили его не хватило. Хотя чем Альенде был хуже Эттли и Миттерана, неясно, разве что на парламентское большинство не опирался. Когда во второй половине XX века на карте мира появились новые демократии, стало ещё интереснее. В Японии либерал-демократы сохраняли власть больше 60 лет. И ничего. В Индии партия Индийский Национальный Конгресс 30 лет сохраняла власть, и если бы не раскололась, сохраняла бы и дальше. Не каждая демократия может себе позволить дробление элиты на конкурирующие партии. Смена элит — благо, но только в том случае, если это — цивилизованная смена элит. В противном случае к власти может прийти и Гитлер. Да, сегодня демократии в ведущих странах мира во многом похожи друг на друга. Но это — результат их длительного исторического развития. Длительного суверенного развития. Даже если результат похож, дороги были непохожими.
Нам в первую очередь надо отказаться от мифа о том, что у нас уже была демократия, которая потом испортилась. У нас демократии не было. Криминально-олигархическую республику можно ввести указом или законом. А демократию — нет. Демократия, она как сад, её надо выращивать. Когда мы начинаем рассказывать сказки о якобы существовавшей, но невинно загубленной демократии, мы только само понятие демократии дискредитируем. Далее неизбежно следует приговор населения: «Если это была демократия, то мы против демократии как таковой». Вот недавно прошли выборы во Франции и США. Возможно ли было во время конкуренции Саркози — Руайяль, Обама — Маккейн появление персонажа типа Доренко? Абсолютно невозможно. Даже и намёка на что-то подобное не было. Конкурировали не столько люди, сколько программы. А эти программы разве представляли для конкурентов смертельную опасность? Нет, конечно. А у нас бывший мэр столицы Лужков тогда же спокойно призывал «всем писать письма, чтобы посадить в тюрьму всех, кто у нас прихватил наши предприятия и институты». А сам-то он разве чист был во всех отношениях? Увы, таковым остаться в 90-х годах было в принципе невозможно. Значит, при любых абсолютно свободных выборах у нас появятся десятки информационных киллеров. А ни одного закона, ограничивающего их деятельность, так и не принято. И никакого иммунитета к ним нет у российского населения. Лет через 20–40, может быть, появится, а сейчас нет.