Еще мне звонили с просьбами сшить платье. Но сейчас к этой работе у меня не лежало сердце. Я просто представить не могла, как смогу взяться за свадебный наряд.
Поэтому я жила в совершенно замкнутом мирке. Ходила на работу, сидела дома, иногда куда-нибудь выходила, но все это происходило как будто не со мной. Иногда – несмотря на все мои усилия быть в форме – Барри приходилось дважды вызывать меня по внутренней связи, прежде чем я осознавала, что он звонит. Я прочитывала целые главы книги, и только потом замечала, что прочла их дважды. И по телевизору я просматривала целые программы, но после просмотра не могла вспомнить из них ни слова. Я все еще вынашивала план уехать из дома, но не находила в себе сил начать поиски жилья.
В этом было все дело: у меня не было сил ни на что.
Дни становились короче, погода с каждым днем все отвратительнее, и каждое утро мысль о том, что надо вставать с постели, казалась мне все более невыносимой. Периодически, когда никто не видел, я сидела на работе у своего компьютера и большими буквами, подряд, печатала имя Тима – ТимТимТим, – а если кто-нибудь входил, тут же стирала написанное нажатием одной клавиши. Иногда я пыталась себя уверить: без него мне даже лучше. Когда все успокоится, я буду благодарить Бога за то, что он так устроил. Но периодически я не могла сдержаться и, исчезнув в туалете, тихо, чтобы никто не слышал, плакала.
На Рождество по приглашению Жюли в Дублин должен был приехать Энди Джордан. Жюли просто с ума сходила от него. Я была рада за подругу, но в то же время меня грызла самая черная зависть.
– Я от него становлюсь как будто газированная, – призналась она мне как-то, когда мы отправились погулять. – Даже когда он несет несусветную чушь, я просто млею от восторга!
Я засмеялась:
– Это потому, что он говорит не то, что все. Это придает ему своеобразный шарм.
– А у него есть шарм, не правда ли? – ухватывалась она за мои слова. – Это ты видела его только в пляжной одежде, а мы с ним однажды ходили вместе ужинать, так он был одет в шелковый темно-синий костюм! Ты можешь себе представить ирландца в шелковом темно-синем костюме?
Представить себе такого я действительно не могла.
– Надеюсь, что он здесь не замерзнет, – продолжала она серьезно. – Он в жизни не бывал ни в одной холодной стране.
– А ты же говорила, что он ездит кататься на лыжах в Колорадо?
Она поморщилась:
– Это совсем другое дело. Там сухой холод. Не то что здесь – влажный, пронизывающий и мрачный.
– Надеюсь, ты не говорила ему, что его тут ждет влажный, пронизывающий и мрачный холод?
– Я сказала ему, чтобы он взял с собой побольше свитеров и плащ. А он ответил, что у него нет плаща.
– Могу поспорить на что угодно, что есть, – сказала я. – Просто он тебя разыгрывает, Жюли.
– Ты так думаешь? – Жюли покачала головой, с прошлой недели украшенной целым каскадом каштановых кудряшек.
– Скорее всего.
– Просто не могу дождаться, когда он приедет, – продолжала она. – Купила ему на Рождество свитер из ангорки. А дома он его, скорее всего, ни разу и не наденет.
– Во Флориде, действительно, вряд ли возникнет необходимость надевать свитер!
Перед моим мысленным взором предстал Тим в темно-бордовом свитере, который был на нем, когда он сказал, что наш брак не состоится. Все подробности этой сцены вспомнились мне так, словно это было вчера.
– Изабель! – окликнула меня Жюли. – Что с тобой?
– Ничего.
Образ Тима немедленно испарился из моей головы.
– У тебя такой вид, словно ты где-то далеко.
– Просто задумалась, – сказала я. – А какого цвета твой свитер?
Она посмотрела на меня так, словно сомневалась в моей вменяемости.
– Бежевый, разумеется. Ты уверена, что с тобой все нормально?
– Разумеется, уверена, – нетерпеливо повторила я. – Хочешь еще погуляем?
Она покачала головой:
– Пойдем лучше домой. Я обещала матери испечь к вечеру торт. Представляешь, она почему-то не может пойти и, как все люди, купить готовый. Ей подавай обязательно домашний!
– Моя то же самое, – вздохнула я. – Пудинги, торты, ореховые пироги – она их печет в несметных количествах. И при этом жалуется, что ненавидит это занятие.
– Зачем же тогда столько хлопот?
– Не знаю. Наверное, срабатывает какой-то первобытный инстинкт. Алисон просто в ярость впадает, убеждая ее не напрягаться, но, между прочим, уплетает за обе щеки, когда перед ней оказывается тарелка с пирожками!
Жюли засмеялась.
– Хорошо бы у Энди был хороший аппетит. А то мать сильно разочаруется.
– Я совершенно уверена, что у Энди будет просто волчий аппетит, – заверила я ее. – И не только на еду.
Жюли поморщилась, но не стала мне возражать.
На Рождество к нам из Лондона приехала погостить мамина сестра Рейчел со своим мужем Дэннисом и маленькой дочкой Соркой. Рейчел и Дэннис были единственными нашими родственниками. Разница в возрасте между моей матерью и ее сестрой составляла двенадцать лет, так что Рейчел скорее напоминала мою старшую сестру, нежели тетю. Мы были с ней хорошими друзьями.
Рейчел работала в страховой компании и достигла там выдающихся успехов: теперь у нее был собственный офис, на котором красовалась медная табличка с ее именем. Деннис был консультантом по рекрутингу в Сити и тоже неплохо зарабатывал. Можно сказать, что они оба были зажиточными людьми.
– Привет, Иззи! – патетично воскликнула Рейчел, когда отец привез их из аэропорта домой. – Как поживаешь?
– Эллен, ты выглядишь потрясающе! – продолжала она восхищаться, обнимая и целуя мою мать.
– Уймись, наконец, – чуть не задохнулась мать. – Ты не в Лондоне. Хотя сомневаюсь, чтобы в Англии появилась мода на бурные поцелуи.
– Не знаю, какая там мода, – сказала Рейчел, разматывая шарф, – только мне всегда хотелось вернуться домой такой вот блудной эмигранткой и устроить дома настоящий дебош!
В это время в комнату вошел Деннис. Это был необыкновенно привлекательный человек, хотя его привлекательность заключалась не во внешности, а скорее – в доброте, покладистости и надежности характера. Мать говорила, что он уравновешивает собой ее безалаберную сестру. За Деннисом вошел отец с Соркой на руках.
– Какое прелестное дитя! – запричитала мать, глядя на нее тем затуманенным взглядом, которым обычно женщины смотрят на маленьких детей.
– У нее зубки режутся, – сообщила Рейчел. – По ночам она иногда плачет.
Сорка потянулась к матери, устроилась у нее на руках, а потом изо всей силы ударила ее по уху.
– Сорка! – в ужасе воскликнула Рейчел, но мать сделала вид, что ей не больно.
