— Натали, пожалуйста, успокойся, — произнесла Кэролайн, обнимая ее и тоже утирая слезы. — Надо во всем разобраться. Может, произошло чудовищное недоразумение.
— Он солгал мне и глазом не моргнув, понимаешь? А я, дурочка, развесила уши!
Натали порывисто схватила телефонную трубку и набрала номер Эндрю. После ночи любви и бурных объяснений они решили выспаться и встретиться только вечером. Он ответил как всегда незамедлительно.
— Я рассмотрела печать на договоре, — без предисловий заявила Натали. — На ней написано «Дельта трейд».
— Все правильно, — пробормотал Эндрю.
— «Дельта трейд» — рыбообрабатывающее предприятие. Принадлежит твоему отцу.
— Верно.
— Почему ты поставил на договоре его печать, а не свою? — спросила Натали, чувствуя, что вот-вот взорвется.
— Видишь ли, — торопливо произнес Эндрю, — я как раз сегодня хотел тебе все объяснить…
— Никакой ты не фотограф, я права? — требовательно спросила Натали, решительно перебивая его. — И все это время обманывал меня, да?
— Да, я не фотограф, — сказал Эндрю голосом человека, жаждущего доказать свою невиновность. — Но прошу тебя, милая…
— Не смей меня так называть! — задыхаясь от ярости и отчаяния, выкрикнула Натали. — Ты воспользовался моментом, когда мне было особенно тяжело, чтобы посмеяться надо мной!
— Я не смеялся над тобой, наоборот! Девочка моя, умоляю, выслушай меня!
— Я не твоя девочка! — Натали казалось, что у нее сейчас разорвется сердце. Ей было душно и тесно в собственной квартире, тошно, больно, страшно. — Забудь обо мне — мое имя, телефон, адрес! Я не желаю тебя больше знать, слышишь? Даже не пытайся искать меня, все равно не найдешь! — Она бросила трубку и резко повернулась к Кэролайн. — Пойдем отсюда скорее!
— Куда? — испуганно спросила та.
— Я поживу у родителей. Там он меня не разыщет.
Зазвонил телефон. Не обращая на него внимания, Натали взглянула в глаза подруги. В них читались растерянность и испуг.
— Пожалуйста, не волнуйся за меня, — попросила Натали. — Мне сейчас очень плохо, но это пройдет. Я выкарабкаюсь, обещаю.
— А… уехать больше не надумаешь? — осторожно спросила Кэролайн.
Натали уверенно покачала головой.
— Нет. Клянусь. — Ее бледные губы искривила усмешка. — Эндрю Харпер — мерзавец, но про мою затею все правильно мне сказал. Там такие, как я, не нужны.
Погода резко изменилась. Подул сильный ветер, зарядили дожди. Так же пасмурно и промозгло было и у Эндрю на душе. В среду он вернулся на работу, но, почувствовав, что сосредоточиться ни на чем не может, попросил у отца еще месяц отпуска.
— Да ты что, смеешься надо мной? — возмутился тот.
Эндрю мрачно усмехнулся. Почему всем вдруг стало казаться, что он только тем и занимается, как над ними потешается?
— Нет, мне совсем не до смеха, — ответил он удрученно. — Если хочешь, уволь меня. Я даже не обижусь.
Отец посмотрел на него так внимательно, как, наверное, никогда в жизни.
— Сядь и расскажи, что у тебя стряслось, — велел он.
Эндрю послушно сел и сказал:
— В общем… ничего особенного. Просто теперь мне все равно, добьюсь я успехов в бизнесе, смогу оправдать твое доверие или нет. Прости… Еще совсем недавно я лишь об этом и мечтал, но теперь все изменилось.
— А-а, понял… — протянул Алан Харпер исполненным обреченности голосом. — Ты встретил ее.
— Кого? — Эндрю сдвинул брови, задумываясь, откуда в последнее время все его тайны становятся известны любимым людям.
— Единственную любовь, — ответил отец уверенно. — Когда-то это должно было случиться.
Эндрю натянуто засмеялся.
— С чего ты взял, что любовь у меня единственная? Может, я уже пережил их с десяток? Моя личная жизнь никогда тебя не занимала, разве не так?
— Не так! — отрезал Алан. — Не занимала, потому что я твердо знал: ты влюбишься раз и навсегда.
Эндрю снова усмехнулся.
— Что за ерунда? Люди сходятся, расходятся, встречают кого-то еще, потом опять расстаются и находят третьего, четвертого, пятого партнера. Так устроена жизнь.
— Правильно, но некоторых из людей почему-то называют однолюбами, — заметил Алан.
Эндрю уже четко знал, что к этим самым однолюбам он как раз и относится, но продолжал спорить:
— Встречаются и такие. Но, согласись, это большая редкость.
Плотно сжатые губы Алана Харпера тронула таинственно-печальная улыбка, и его суровое лицо, просветлев, стало похоже на лик волшебника. Эндрю смотрел на него во все глаза, будто стал свидетелем чуда. Отец улыбался крайне редко, а мечтательной задумчивости на людях не предавался вообще никогда. Во всяком случае, в сознательном возрасте сын за ним такого ни разу не замечал.
— Открою тебе один секрет: в нашем роду все однолюбы.
Эндрю замотал головой, отказываясь верить в отцовское заявление и начиная извлекать из памяти с детства знакомые любовные истории Харперов.
— Я долго надеялся, что в твоем случае все сложится иначе, — со вздохом произнес Алан. — Думал, если любовь не обрушится на тебя, как на меня и деда, в юности, ты заживешь нормальной жизнью: спокойно сойдешься с какой-нибудь женщиной, не понравится — разойдешься. Потому и внушал тебе не торопиться с этим, окрепнуть, встать на ноги. А теперь понимаю… — он прищелкнул языком, — судьбу не проведешь. Ты влюбился в зрелом возрасте, но, насколько я вижу, так же сильно и бесповоротно, как я.
Эндрю подумал о том, что до сегодняшнего дня совсем не знал своего отца. Ему казалось, что рассуждать о возвышенном, о закономерностях и странностях любви, быть столь проницательным и понимающим тот просто не способен, не наделен соответствующими талантами. Как же жестоко он ошибался! Перед ним сидел человек, всю жизнь хранивший верность любимой женщине — давно умершей матери единственного сына.
— Предупрежу тебя сразу: эта участь не из легких, — сказал Алан, глядя куда-то в одну точку перед собой. — Однолюбам приходится в жизни гораздо сложнее, чем другим людям.
— Почему? — удивился Эндрю.
— Потому что ты должен посвятить ей одной всего себя, — ответил Алан спокойно. — Не думать после каждой ссоры: «А на кой черт она такая мне сдалась? Пойду и найду себе другую, более сдержанную, улыбчивую или покладистую». — Он перевел на сына взгляд и посмотрел ему в глаза строго, серьезно и с любовью, впервые проявляя ее так открыто.
Эндрю сидел, боясь пошелохнуться. У него возникло ощущение, что он участвует в некоем таинстве — в получении отцовского благословения, которое даст ему право и силы хоть из-под земли достать Натали и сделать ее навек своей.