Вилл с блуждающим взглядом откинулся на спинку расшатанного кресла. Он избегал смотреть Лине в глаза и, казалось, не знал, что ответить. Потом тихо произнес:
– Откуда ты знаешь?
– Прочла в газете, как и все остальные. Только не думай, что это все слухи. Ее жених приходил сюда на прошлой неделе. Ты его видел, это мистер Генри Шунмейкер, – она протянула газету и продолжила более мягким голосом. – Можешь сам прочитать, если хочешь…
Вилл резко встал и отшвырнул от себя кресло. Оно отлетело назад и упало на покрытый соломой пол. Он прошел несколько шагов и остановился, дотронувшись рукой до столба. Лина видела, как ему больно, и подумала, что, возможно, недооценила глубину его чувств к Элизабет.
Повисла тишина, только лошади шумно дышали в стойлах. Вилл медленно покачал головой и затем дрожащей рукой заправил волосы за ухо. Лина даже на мгновение пожалела, что пришлось ему это сказать. Но только на мгновение.
– Что там написано? – спросил он глухим голосом.
Она немного постояла в нерешительности и, запинаясь, начала читать. Затем, опустив газету, тихо произнесла:
– Мне кажется, все еще может измениться, Вилл.
И тут он со всей силы ударил кулаком по деревянному столбу. Столб был довольно старым и не особенно прочным, поэтому древесина легко расщеплялась. Вилл ударял по нему снова и снова, с такой яростью, что Лина боялась, как бы он не навредил себе. Щепки летели во все стороны. Наконец Вилл ударил в последний раз, потом медленно повернулся, и она увидела, как с разбитых пальцев капает кровь. В конце концов он поднял на нее глаза.
Его лицо было настолько искажено болью и страданием, что она не удержалась и подошла к нему. Подняла кресло и заставила его сесть.
– Сядь, – сказала она. – Просто сядь…
Она осмотрелась в поисках воды, которой можно промыть раны. Взяла таз, из которого Вилл мыл лошадей, и окунула его руку. Осмотрев кровоточащую кисть и пальцы, вынула те занозы, которые смогла разглядеть. Обтерла кровь своей нижней белой хлопчатой юбкой, а затем вновь стала вытаскивать грубые кусочки древесины. Очистив кулак, Лина оторвала от подола длинную полоску и перевязала руку. Выглядело немного неумело и нелепо, но, по крайней мере, повязка впитывала кровь.
Свернутую газету она положила на пол у его ног. Потом забралась по лестнице в его маленькую комнатку, где, как она знала, он хранил виски. Утренний свет просачивался сквозь маленькое окошко, падая на книги и одежду. В кармане брюк она отыскала стеклянную бутылку, наполовину заполненную коричневой жидкостью, и спустилась с ней вниз.
Однако Вилл отмахнулся от бутылки. У него до сих пор дрожали губы от переполнявших его чувств, газета лежала на коленях. Должно быть, он еще раз перечитывал статью.
– Мне очень жаль, – только и смогла пробормотать Лина.
У нее в горле застрял комок, при одном взгляде на убитого горем Вилла на глаза наворачивались слезы. Она снова подумала, что его чувства к Элизабет намного глубже и сильнее, чем она представляла. И хотя еще полчаса назад она была уверена, что настал идеальный момент для признания в любви, несчастный вид Вилла заставил ее промолчать.
Спутанные волосы, мутный взгляд, перекошенное лицо… Она вновь протянула ему бутылку, и на этот раз он сделал большой глоток.
– Нет, все-таки я рад, что ты мне сказала, – сказал он, протягивая ей виски.
Лина отпила из бутылки, огненная жидкость обожгла губы, согрела желудок. Она взглянула на Вилла и тяжело вздохнула, покачав головой. Он растерянно посмотрел ей в глаза.
– Спасибо, что рассказала мне, Лини. Просто побудь со мной еще немного, хорошо?.
Она улыбнулась, чувствуя, как от радости закружилась голова. Она нужна Виллу! Что может быть лучше? Если бы они могли провести вместе хотя бы несколько часов!
– Конечно, я останусь с тобой, – она взяла его руку и легонько сжала. – Останусь до тех пор, пока нужна тебе.
17
Ты по этой причине меня избегаешь?
Вилл.
Элизабет все утро не выходила из своей комнаты и постепенно начала привыкать к одиночеству. Она в очередной раз поблагодарила Бога, что у нее помимо прочего есть и такая роскошь, как собственная комната, в которую никто не мог войти без ее разрешения. Снова и снова ее мысли возвращались к Виллу. Она до сих пор ничего ему не рассказала, и это было подобно пытке. Элизабет не решалась признаться ему, но не решалась и солгать. Всеми силами девушка пыталась отсрочить неизбежное, и три дня назад она сочинила короткое послание, написав, что очень занята и придет, когда освободится. Записку она оставила у него на комоде, когда Вилл уезжал по заданию хозяйки. Ответа не было до сих пор.
Но в воскресенье Холланды всегда принимали гостей, и Элизабет знала, что ей скоро придется покинуть свое убежище. Служанка вела себя странно: избегала смотреть в глаза, постоянно молчала или же вообще не приходила в то время, когда была нужна. Элизабет пока не хотела рассказывать об этом матери, потому что все-таки была привязана к Лине и жалела ее. Так что она сама уложила волосы в аккуратный пучок, облачилась в белую английскую блузку и строгого покроя голубую датскую юбку, но так и не смогла заставить себя надеть драгоценности – кольца с бриллиантом, который она с прошлой пятницы носила повернутым камнем внутрь, было более чем достаточно.
Ей становилось дурно при одной только мысли о Генри Шунмейкере и о предстоящей свадьбе. Он уже сполна продемонстрировал все свои худшие черты, все грани своего лицемерия; беспечности и эгоизма. И Элизабет уже сейчас понимала, насмотревшись на него, пьяного и жалкого, в пятницу вечером, что их совместная жизнь будет насквозь фальшивой, лишенной любви, близости и понимания. Она пыталась заставить себя не думать о Вилле – от каждого воспоминания о нем на глаза наворачивались слезы. Ей хотелось забыть обо всех запретах, броситься в его объятия, уехать с ним… Но ей было страшно даже представить, что тогда случится с ее семьей.
Приготовившись встретиться лицом к лицу с миром, она решительно распахнула дверь спальни и замерла при виде газетного листа, упавшего на пол. Он был аккуратно свернут и просунут в бронзовую ручку двери. Элизабет мгновенно поняла, что это был ответ от Вилла, и с трепетом подняла страничку светской хроники с объявлением о собственной помолвке. Внизу размашистым почерком Вилла было приписано: «Ты по этой причине меня избегаешь?». Нежные щеки Элизабет вспыхнули, горло мгновенно пересохло, дыхание перехватило, желудок скрутило, сердце бешено забилось. Она сунула газету в карман, прислонилась к стене и попыталась успокоиться, но не могла унять волнение и остановить дрожь во всем теле. Она оглянулась, словно ожидала увидеть в конце коридора Вилла, и потом поспешила к лестнице для слуг, чтобы найти его.
Когда она уже прошла половину ступенек, внизу открылась дверь, появилась Клэр и начала подниматься по лестнице. Увидев хозяйку, девушка остановилась и удивленно подняла брови.
