Книга Проблеск истины - Эрнест Хемингуэй

Солнце еще не взошло, когда Мвинди разбудил нас, явившись со своим чайником.

— Ходи! — Он оставил чай на столе у входа.

Я отнес чашку жены в палатку, взял вещи, вышел и оделся. Небо затянули тучи, звезд не было.

Из темноты вынырнули Нгуи и Чаро и принялись готовить ружья. Захватив чашку, я пошел к столовой, где уже возился с костром один из поварят. Мэри, еще не до конца проснувшаяся, умывалась и одевалась. Выйдя на открытое место, где возле трех кустов белел слоновий череп, я попрыгал: земля за ночь подсохла, но оставалась сырой. Джип мог и не проехать к тому месту, где, по моим расчетам, охотился лев — рядом было болото.

Местность, которую мы называли болотом, на самом деле состояла из собственно болота — настоящего, папирусного, в четыре мили длиной и полторы шириной — и окаймляющих его высоких деревьев, большей частью весьма живописных и образующих довольно широкую лесополосу, местами совершенно непроходимую из-за слоновьей потравы. В этом лесу жили носороги и пара-тройка слонов; впрочем, последних иногда собиралось целое стадо. Время от времени туда забредали буйволы. В самой глуши жили леопарды, совершая по ночам охотничьи вылазки. Наш лев, привлеченный обильной дичью низины, тоже нашел там приют.

Этот лес представлял собой западную границу роскошной равнины, богатой дичью и пастбищами. С севера равнину окаймляли солончаки и россыпи вулканического камня, за которыми до самых холмов Чулу простиралось сплошное болото; с востока к ней примыкала миниатюрная пустыня, носившая название «страна геренуков», а дальше начинались поросшие кустарником холмы, постепенно переходящие в предгорья Килиманджаро. В реальности ландшафт был, конечно, более сложным, однако если изучать карту или глазеть по сторонам, стоя в центре равнины, то описанная мной картина давала неплохое представление.

Лев имел привычку по ночам охотиться на равнине, а после еды уходить в лесополосу и отсиживаться в течение дня. Наш план заключался в том, чтобы подкрасться к нему на рассвете, когда он ест, или перехватить по пути в лес, а если он осмелеет и решит остаться на открытом месте, то достать его там, где он расположится на отдых после водопоя.

Пока Мэри одевалась и ходила к периметру, где среди кустов пряталась зеленая кабинка туалета, я думал про льва. При удачном стечении обстоятельств мы просто обязаны были его добыть: Мэри стреляла достаточно стабильно и верила в свои силы. Тем не менее я решил, что если он заподозрит неладное и уйдет в высокую траву, где у моей низкорослой супруги не будет шансов, то мы на время оставим его в покое, дадим набраться смелости. В глубине души я надеялся, что пока мы доберемся до места его трапезы, он уже поест, напьется из лужи, недостатка в которых после дождя не было, и уйдет спать в лесополосу или в одну из небольших, но практически непроходимых рощиц.

Когда Мэри вернулась, машина была готова, Мтука ждал за рулем, а я заканчивал проверку оружия. Заметно рассвело, но еще не настолько, чтобы можно было стрелять. Низкие тучи заволокли вершину, солнце не показывалось. Я посмотрел в прицел на слоновий череп: нет, слишком темно. Чаро и Нгуи стояли рядом, серьезные и деловые.

— Как себя чувствуешь, котенок?

— Замечательно, а как же еще.

— Глаза закапала?

— Разумеется. А ты?

— Да. Ждем, когда рассветет как следует.

— По мне уже достаточно светло.

— А по мне — нет.

— Тебе надо проверить зрение.

— Я сказал людям, что мы вернемся к завтраку.

— Ну, головная боль обеспечена.

— Мы захватили кое-чего перекусить, в коробке на заднем сиденье.

— Лучше скажи, захватил ли Чаро патронов для меня.

— Спроси его.

Мэри обратилась к Чаро, который заверил ее, что приготовил «минги рисаси».

— Не хочешь ли закатать рукав? — сказал я. — Ты просила, чтобы я напомнил.

— Только не таким хамским тоном.

— Ты бы лучше свою злость переключила на льва.

— На него-то за что?.. Ну, теперь тебе достаточно светло?

— Квенда на симба, — сказал я Мтуке. — Нгуи, садись сзади, посматривай по сторонам.

Машина хорошо держала подсохшую дорогу. Я сидел боком, выставив ботинки в дверной проем; с вершины тянуло утренней прохладой; ружье радовало руку надежной тяжестью. Я несколько раз прицелился: даже в очках с желтыми стеклами света было маловато, однако до места оставалось еще минут двадцать, и рассвет с каждой минутой набирал силу.

— Света должно хватить, — заметил я.

— Как я и сказала. — Мэри сидела с гордо поднятой головой и жевала резинку.

Мы миновали импровизированный аэродром. Дичь паслась повсеместно, и молодая трава была по крайней мере на дюйм выше, чем вчера. Проклюнулись и белые цветочки, украсив поля равномерным снежным крапом. Кое-где в глубоких колеях еще стояла вода, и я велел Мтуке съехать с дороги. Цветущая трава скользила под шинами. Рассвет продолжал набирать силу.

Мтука указал вправо: чуть поодаль, за двумя полянами, возвышались два дерева, и на каждом сидела тяжелая птица. Это означало, что лев еще не закончил трапезу. Нгуи хлопнул по борту, мы остановились. Я с удивлением подумал, что Мтука заметил стервятников первым, хотя Нгуи был значительно выше. Нгуи тем временем спрыгнул и пошел рядом с машиной, чуть пригнувшись, чтобы не выделяться на ее фоне. Схватив меня за ногу, он указал в сторону лесополосы.

Исполинский темногривый лев уходил в высокую траву: его тело казалось практически черным, плечи и огромная голова покачивались в такт неспешному бегу.

— Видишь? — спросил я тихо.

— Вижу, — кивнула Мэри.

Лев уже добрался до травы, виднелись только плечи и голова; затем только голова. Трава расступалась перед ним, как вода. Очевидно, его спугнул звук мотора. А может, на пути к лесу он заметил машину и решил сделать крюк через траву.

— Нет смысла туда соваться, — сказал я.

— Знаю, знаю, — ответила она. — Выехали бы раньше, застали бы его на голом месте.

— Раньше было слишком темно, а стрелять надо наверняка. Если ты его ранишь, мне придется лезть за ним в чащу.