Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Переговорив с Алексеем Максимовичем по телефону, я выяснил, что к тому действительно заходил молодой человек по имени Михаил Зайденварг, который передал ему весточку из Франции от давно не писавшего приемного сына. Зайденварг попросил для себя рекомендательное письмо к Троцкому. Горький, на которого юноша «бледный, со взором горящим» произвел самое благоприятное впечатление, такое письмо для него написал. Не письмо, а скорее записочку. Было это утром 11 декабря, эта же дата стояла и в записке. Порадовав Алексея Максимовича известием, что означенный Зайденварг благополучно добрался, чувствует себя прекрасно, произвел самое благоприятное впечатление, я закруглил разговор.
Если честно, то в этот момент я вообще перестал понимать, что происходит.
Вариантов было несколько.
Если это ожидаемая мною провокация, то очень высокого уровня. Если это предложение, то слишком уж вовремя оно пришло.
Заподозрить соратников, оставленных в Перми, было, конечно, можно, но доказать это было практически невозможно. Совершенно не являлось фактом, что, например, пытки, примененные в отношении Зайденварга, как-то прояснят ситуацию. Его действительно могли использовать втемную, сообщив необходимый минимум информации.
Разобраться, что к чему, необходимо было в кратчайшие сроки.
Вариантов ответных действий было не так и много.
Во-первых, можно было просто и тихо устранить непонятного юношу и, уничтожив письмо, продолжить пассивно ожидать развития событий.
Во-вторых, можно было прямо обратиться к Владимиру Ильичу и при этом играть по-взрослому. Не упоминая о Сталине и Дзержинском, рассказать Ильичу о том, как и чем его, Льва Давидовича, Антанта соблазняла, и про то, как он, «Кристалл Революции», не совратился.
Потом можно написать пару статей, в которых предупредить товарищей по партии о таких империалистических и буржуйских подходах. После чего можно будет с интересом понаблюдать, как это все воспримут Коба и Яцек.
Однако это в большей степени отвечало предполагаемой реакции, запрограммированной провокацией.
Третий вариант. Не поднимать шума и тихо сообщить Ильичу все подробности, но зачем это надо? Результатом станет серьезная грызня в ЦК и правительстве, чего надо избегать всеми силами.
После всего этого я обдумал и четвертый вариант развития событий, но, решив, что буду использовать пятый, вызвал Глазмана и продиктовал ему телеграмму.
Вариант, при котором я просто соглашался на предложение, мною даже не рассматривался. Вариант номер шесть однозначно не был моим.
16 декабря 1918 года.
Телеграмма.
Все шифром.
Пермь. Штаб обороны. Сталину.
Срочно необходима личная встреча. Есть важная, сугубо конфиденциальная и архисрочная информация. Могу быть в Казани 17–18 декабря.
Телеграфируй о возможности и сроках своего приезда.
Троцкий. Бугульма.
Ответ пришел быстро. Сталин на встречу в Казани в указанный срок согласился.
Глава 10
16 декабря 1918 года. Бугульма.
Поезд-штаб Троцкого. 07:00
С самого утра в моей голове как навязчивая мысль засело число «двенадцать». Я постоянно прокручивал в голове это число и не мог понять, откуда и, главное, почему оно ко мне привязалось. Так продолжалось до завтрака. В тот момент, когда я пил кофе и раздумывал о том, что еще можно успеть сделать в Бугульме до отъезда в Казань, пришел Шапошников с уточнениями по оперативному плану, который он разрабатывал.
Мы некоторое время сидели, пили кофе и обсуждали разрабатываемый Борисом Михайловичем план, когда наконец до меня дошло, что же это за «двенадцать» такие.
Их и было двенадцать, вместе с Шапошниковым. «Двенадцать апостолов». Двенадцать кадровых офицеров уровня от полковника и выше, пошедших на службу новой власти. Прекрасных штабистов, командующих и военных теоретиков, которые сами пришли служить в РККА.
Я наскоро распрощался с будущим маршалом и принялся вспоминать детали.
Я припомнил, как еще в прошлом, которое будущее, читал об этих людях статью кандидата исторических наук Игоря Ходакова.
Симпатии автора были на стороне белогвардейских офицеров, и он вполне справедливо заметил, что большевики незаслуженно предали забвению большинство из этих людей.
Для автора было несомненно, что большинство офицеров царской армии заняли отрицательную позицию по отношению к Октябрьской революции и воевали против новой власти на всех фронтах. Это был их собственный выбор, за который их невозможно осуждать. Произошло это, как указывает Игорь Ходаков, по многим причинам: кто-то верил в большевистские идеалы и возможность построения справедливого общества, кто-то в голодной стране не нашел работу и оказался не в силах прокормить семью, кого-то попросту мобилизовали. Нельзя исключить, что кто-то, возможно, верил в способность коммунистов предотвратить распад страны и надеялся на последующее перерождение большевистского режима.
Единственное, о чем почему-то забыл упомянуть автор статьи, было то, что к 1917 году довоенный кадровый офицерский корпус был настолько уничтожен в боях Первой мировой войны, что кадровый офицер стал в России исчезающим видом.
Основную и подавляющую массу офицерского корпуса 1917 года представляли офицеры военного времени. Бывшие студенты и разночинцы, крестьяне, городские ремесленники и купцы, в том числе и неудачники всех мастей, которые на «гражданке» были никому не нужны. Среди офицеров военного времени было популярно увлечение революцией и республикой. Для большинства из них понятие «слово офицера» ничего не стоило. Эти люди радостно приветствовали Февральскую революцию, свержение монархии и конец войны. Для таких офицеров именно Временное правительство было законным, а события октября 1917 года стали контрреволюцией. Именно среди офицеров военного времени были сильны позиции эсеров и либералов, которые в тот момент были очень влиятельны в стране. Первые имели поддержку в армии среди офицеров военного времени, а вторые – среди купцов и промышленников.
Большевиков большинство из «новых» офицеров поначалу вообще никак не воспринимало. Причина была очень простая. Этот момент, кстати, не учитывают большинство авторов, преклоняющихся перед офицерами-белогвардейцами. Если и учитывают, то только для внутреннего пользования, видимо. Хотя, как показывает практика, не учитывают специально, иначе все выкладки этих историков моментально рушатся.
В 1917 году большевики были очень небольшой партией. Учитывая еще и тот момент, что в июле 1917 года их фактически разогнали, а остатки партии большевиков были загнаны в «подполье», то возникает всего один вопрос.
Кого же на самом деле поддержали «двенадцать апостолов» и другие кадровые офицеры в большинстве своем?
Ответ прост. Эти люди поддержали свой народ, страну и людей, которые перестали говорить и начали наводить в стране порядок, то есть большевиков.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
