— Извини, Грегор, — сказал Викус. — Я долго пытался навести мосты между Регалией и пауками. Ожидал, что они будут более сговорчивыми — но, видимо, переоценил степень своего влияния.
Викус выглядел измученным и постаревшим, и Грегору не хотелось еще больше его расстраивать.
— Вообще-то они вас на самом деле уважают. Ну, то есть они явно собирались нас сожрать, пока я не произнес ваше имя.
Викус немного повеселел:
— Вот как? Ну, это уже кое-что. Пока живу — надеюсь.
— Точно. И бабушка моя так говорит, — сказал Грегор с улыбкой, желая сгладить возникшую неловкость.
— Ге-го, гязные тусики! — сердито сказала у него за спиной Босоножка.
— Да-да, Босоножка, сейчас поменяем, — ответил Грегор.
Босоножка захныкала. Грегор залез в рюкзак и обнаружил, что чистых трусиков для Босоножки у него больше нет.
— Ну вот, — огорчился он. — У нас закончилась сменная одежда.
— На этот счет можешь не беспокоиться, — улыбнулась Соловет. — Ведь для нас ткут одежду пауки.
— Как это?! Паутина же липкая! — удивился Грегор, невольно коснувшись лица.
— Они умеют прясть нити шести разных видов, одни — липкие, другие — мягкие и нежные, как кожа Босоножки. Вся одежда, которая на нас, изготовлена пауками.
— Правда?! — удивился Грегор. — Но с чего бы им снабжать нас одеждой теперь, когда мы превратились в их пленников?
— Я уверена, они в нашей просьбе не откажут. В их планы вовсе не входит ссориться с нами, — ответила Соловет. — Думаю, они просто изолировали нас на то время, которое им понадобится, чтобы решить, что делать.
Она обратилась к часовым, и вскоре им сбросили вниз несколько пар нежнейших трусиков. А еще пауки спустили вниз три тканых мешка с чистой водой.
Соловет обошла всех путников, обмывая и обрабатывая раны. Люкса, Генри и Марет внимательно наблюдали — будто ученики за учителем. Грегор предположил, что умение обрабатывать раны, полученные в бою, должно быть, весьма востребовано здесь, в Подземье.
Начала Соловет с раны Марета, которую зашила иголкой с ниткой. Сочувствуя, Грегор исподтишка смотрел на Марета, но тот, хоть и был бледен, ничем не выдал, что ему больно. А вот двое летучих мышей, у которых были ранены крылья, не могли скрыть, сколь мучительной была для них подобная операция.
Наконец Соловет обратилась к Грегору:
— А теперь давай-ка займемся твоим лицом.
Грегор потрогал щеку и обнаружил, что там, где паутина касалась его кожи, образовались ранки и припухлости. Соловет намочила кусочек ткани в воде и приложила к лицу Грегора.
О! Он стиснул зубы, чтобы не заорать от боли.
— Жжет, я знаю, — ласково сказала Соловет. — Но если оставить этот клей на коже, ранки загноятся.
— Загноятся? — переспросил Грегор. Звучало это, прямо скажем, очень неприятно.
— Если опустишь лицо в воду, тебе будет еще больнее — но так все скорее пройдет. Ну что, потерпишь? — участливо спросила Соловет.
Грегор глубоко вдохнул и резко опустил лицо в один из мешков с водой.
«Мамочки!» Он аж задохнулся от боли, но все же продержался несколько мучительных мгновений, а потом поднял голову. И снова опустил. И так пять или шесть раз. На шестой раз он уже почти не почувствовал боли.
Соловет одобрительно кивнула, достала маленький глиняный горшочек и положила ему на лицо немного какой-то мази. А затем обратилась к Викусу и, не слушая его возражений, обработала ему рану на запястье.
Наконец она обратилась к Темпу и Тику.
— Ползучие, вам нужна моя помощь?
Босоножка ткнула пальчиком в сломанный усик одного из тараканов.
— У Темпа бо-бо, — сказала она.
— Нет, принцесса. Мы лечимся сами, — ответил Темп.
— Бинтик! — настаивала Босоножка, протягивая ручку к сломанному усику.
— Нет, Босоножка! — перехватил Грегор ее ручку. — Не надо бинтик.
— Бинтик! — Босоножка бросила на Грегора хмурый взгляд и вдруг резко его ударила.
«Ну вот, — подумал Грегор, — приехали!»
Вообще-то Босоножка была добрым и послушным ребенком. Но ей было всего два года, и время от времени у нее случалась злобная истерика, от чего страдала вся семья. Правда, обычно такое происходило, когда она сильно уставала или была очень голодна.
Грегор порылся в рюкзачке. Далси, кажется, говорила, что положила им в дорогу угощение.
Он нащупал печенье и протянул сестренке:
— Печенья хочешь, Босоножка?
Она молча выхватила у него печенье и, мусоля его, уселась прямо на землю.
«Может, пронесет», — подумал Грегор.
— Сердится принцесса, на нас, сердится на нас? — обеспокоенно спросил Темп.
— Да нет, — ответил Грегор. — Иногда на нее находит. Мама говорит, это кризис двухлетнего возраста. Ни с того ни с сего устраивает скандал, вся семья в шоке.
Босоножка исподлобья глянула на них и изо всех сил топнула ногой.
— Сердится принцесса на нас, сердится на нас? — грустно бормотал Темп.
Видимо, у тараканьих детей не бывает приступов гнева.
— Да нет же, она по-прежнему считает вас классными, — заверил Грегор. — Просто ей нужно немножко отдохнуть.
Он надеялся, что тараканы не обидятся на Босоножку и не отправятся от огорчения домой. Только не сейчас и только не здесь!
Викус жестом подозвал его туда, где уже собрались остальные. И прошептал:
— Грегор, моя жена опасается, что пауки могут сообщить о месте нашего пребывания крысам. Она настаивает на том, чтобы бежать отсюда — и как можно скорее.
— Я согласен! — одобрил Грегор. — Но как?
Босоножка подошла к нему сзади и больно ущипнула за руку.
— Нельзя, Босоножка! — сказал он. — Нельзя щипаться!
— Исё песенья! — захныкала она, повиснув у него на рукаве.
— Нет, печенье не для тех, кто щиплется. Печенье для вежливых девочек! — строго произнес Грегор.
Ее нижняя губка начала подрагивать. Она резко отвернулась, плюхнулась на пол и начала колотить по земле ногами.
— Извините… Так какой у нас план? — повернулся к остальным Грегор. — Может, мы сумеем прорвать паутину и убежать?
— Нет. За этой паутиной полчища пауков, готовых тут же залатать брешь и обездвижить нас своим ядом. А если попытаемся взлететь — нас атакуют сверху, — прошептала Соловет.
— И что нам остается? — спросил Грегор.
— Только один вариант. Мы должны прорвать паутину мгновенно и сразу во многих местах, чтобы они не смогли сразу ее починить, — сказала Соловет и, помолчав, добавила: — Кто-то должен стать Веретеном.
