Вдох… Выдох… Ис-с-с-с… Бр-р-р-р-р…
Пятна. Крапины. Разводы. Полосы. Точки. Россыпи. Созвездия…
Вспышки…
У Марата голова шла кругом от дикости и разнообразия сочетаний мультяшно-ярких цветов… Багрового… Багрового — с багровым…
Ломтики. Дольки. Листики. Лепестки. (Вдох… Выдох…)
Рыльца-губы-глазки-плавники-хвостики.
Ис-с-с-с… Бр-р-р-р-р… И странный подспудный звон.
Мерцание, колыхание, скольжение… Подмигивание (багровые вспышки).
Одним глазом. Другим.
Одним-другим. Вдох-выдох Одним-другим. Свист-бульканье. И непрекращающийся, наоборот, нарастающий звон, зуд, звяканье, дребеззззззззг.
Марат понял, что это такое, от неожиданности выплюнул загубник и моментально подавился ядовито-соленой водой.
Как его поднимали на поверхность, в памяти почти не осталось. Но запомнилось: вот он все пытается влезть на борт (на корму) по металлической лесенке — и все без толку. Сначала арабам пришлось снять с него жилет (с притороченным тяжелым баллоном). Потом он сам кое-как содрал с ног цепляющиеся за перекладины ласты… Весь катер таращился на него — это было унизительно.
И, естественно, он не мог ни черта объяснить. Марат сидел на верхней палубе, на ветерке, а Анар, прекрасно говорящий по-русски, и эта самая, как ее — Юля? — русская девица, которая ныряла со странной своей камерой, снимая их всех под водой (пятьдесят баксов сверху за диск), пытались дознаться, что же с ним произошло. Марат отвечал, что почти ничего не помнит. Похоже, они решили, что у него действительно фобия, психоз, припадок… Они явно перепугались, но, убедившись, что клиент очухался и претензий не предъявляет, оставили его в покое.
На обратном пути, когда большинство рвануло внутрь (в каюту? как это тут называется? в помещение, короче) обедать, а Марат остался наверху практически один, он поднялся со скамейки и облокотился, навалился на перила, щурясь (хотя солнце ему не мешало) на желтоватые скальные откосы по правому борту, на одинаковые бухты с одинаковыми белыми кубиками отелей, на голые горы в отдалении. Еще чуть кружилась голова, ломило — «поламывало» — виски, сухо было во рту, но в целом физически он был более или менее в порядке. Вот только в мозгу колыхалась густая взвесь, в которой кто-то все перемигивался сам с собой багровыми глазами…
Марат с силой потер друг о дружку шершавые ладони — на них заметен был белесый соляной налет. И еще было заметно, что ладони дрожат.
Этого пацана, «напарника», после подъема на борт он больше не видел. Вероятно, тот все время находился внизу. Рослый такой пацанчик, со светлыми патлами по плечи, на Курта Кобейна несколько смахивает. Как звать — без понятия. Кажется, с батей своим он тут…
Мысли путались, как спьяну.
Вторую остановку сделали уже недалеко от порта, в бухте, отделенной от него длинным скалистым мысом. Желающих погружаться по новой было примерно вдвое меньше — Марат не знал, виноват ли тут его негативный пример. Большинство попрыгало в воду просто с маской и трубкой. Наблюдавший за ними сверху Марат на этот раз увидел, как бултыхнулся с грохотом америкос, которого он приметил с самого начала. То есть это Марат идентифицировал его как америкоса: молодой, белобрысый, блекло-розоватый и отвратительно, тестоообразно, студенисто жирный guy изъяснялся по-английски и варюхой имел при себе приземистую, крепкую, коротконогую негритянку (янки, кстати, в Шарм-эль-Шейхе птицы редкие: большинство приезжих здесь — русские да итальянцы, немчики еще попадаются). Выяснилось, что при всем своем антиэстетизме и антиспортивности плавает пиндос довольно лихо… Анар с Мухаммедом, коричневые, жилистые, хищно-веселые, принимали «повторных» по двое и медленно пропадали с ними в ультрамариновой глубине, где темными пятнами угадывались коралловые колонии. «Ой, а я этого видела, — счастливо повизгивала, всплыв, какая-то девица, — как его, кальмара? А, ну да, ската!»
Марат нашел взглядом «своего» пацана — тот не погружался, плавал на поверхности с трубкой. Некоторое время он следил за ним.
Было уже без малого четыре, солнце заметно снижалось к горам, выглядывающим из-за мыса. Ближний берег бухточки морщинился складками высокого обрыва, раскроенного сверху донизу несколькими мощными трещинами, под которыми каменные завалы погребли исчезающе узенький пляжик.
Вдруг Марат увидел, как пацан вскарабкался по лесенке, стянул ласты. Народу на нижней палубе сейчас почти не было, Анар с Мухаммедом — под водой.
Самое время.
«Ты псих?! Да что ты собираешься делать?..» — беспомощно дернулось на периферии сознания. Марат стиснул зубы, сжал перила до белизны костяшек. Перевел дух, тряхнул головой… огляделся и через силу пошел к трапу.
2
В свою «Розетту» его доставили уже затемно (темнело по-ноябрьски рано и по-южному быстро). Марат успел не то чтобы успокоиться, но впасть в пришибленное равнодушие. Он ничего не ощущал, кроме пустоты внутри — и это было неплохо, потому что сейчас его ничего не касалось. Словно ничего не произошло…
Он сунулся на ресепшн и получил ключ. Значит, Катьки нет. Этого следовало ожидать. Марат почувствовал одновременно и злость, и облегчение. По крайней мере откладывается необходимость бодриться и врать.
Он набрал ее номер, она не ответила. Минут сорок Марат проторчал под душем, потом почти час валялся перед теликом. Из всех русских каналов тут был только «Первый»: сначала его попытались накормить развлекательной передачей с участием поп-звезд, а когда он погодя вернулся на эту кнопку, принялись убеждать в глубокой государственной мудрости некоего холеного бурундучка, потенциального президентского преемника — так что большую часть времени Марат смотрел, отрубив звук, клипы с немецкой «Вивы», итальянские ток-шоу и новости Би-би-си. Катька не возвращалась, трубу не брала (это было в ее духе) — и он, плюнув, пошел ужинать. В столовке Катьки тоже не оказалось. Злость нарастала.
Повинуясь этой злости (или чему-то другому?..), Марат взял на обратном пути в баре за дикую цену целую бутылку «Ред лейбла» и поднялся с нею в номер. Вытряхнул зубную щетку с бритвой из стеклянного стакана, сполоснул его… поглядел на желтоватый оттенок струи из крана и насухо вытер. Залив до половины вискарем и выйдя на терраску перед дверьми, присел на перила.
Незнакомые листья и соцветия висели на расстоянии руки. Внизу во всю ширину панорамы рассыпалась иллюминация района Наама-Бей. Сверху, сдержанно гудя малошумными движками, вытягивая перед собой туманные конусы прожекторного света и елочно жонглируя цветными огоньками, один за другим заходили на посадку «Боинги» с «аэробусами». Выделяясь среди них не свистящим, а урчащим звуком и неэлегантным силуэтом, проползло нечто турбовинтовое — видать, военно-транспортное.
Марат стал думать о Катьке. Не то чтобы ее отсутствие так уж сильно его нервировало, знал он цену этим демонстративным отсутствиям, но он чувствовал (даже, возможно, не отдавая себе толком отчета): надо сейчас же, сейчас же занять чем-то голову… — и Марат занял голову ею. Чем еще…
