общем, предпочту сохранить запас, а то занесёт в какую-нибудь реально зловонную дыру.
«Хр-р-р», — неоформленно буркнул Потап. — «А пешком чего шкандыбаешь?»
— Кони меня боятся, а ящеров этих мало, да и где взять? Присмотрю…
«Я не про то, глупый шебуршень! У тебя есть железный медведь! Почему не позвал⁈»
— Эм-м-м… а он вообще сюда доберётся? Не сломается?
«Не размокнет» — фыркнул топтыгин. — «Те, кто на него зуб точить будут — слабые и мелкие, ничего не сделают. Есть, конечно, сильные. Могут сожрать — но зачем? Железо погрызть?»
— То есть просто позову — и он по дну океана потопает?
«Да!»
— Ну, позову тогда, наверное, — озадаченно выдал я, прикидывая, сколько аркубулюсу переться дном моря.
В принципе — не так уж долго. Тройку недель, максимум — месяц: ему ни жрать, ни спать не надо, а динамические характеристики неплохи. Понятно, что по дну под водой не так быстро, как по земле, но всё равно — довольно быстро должно выходить.
— А ты почему не позвал? — уточнил я.
«Твой медведь — ты и зови», — ехидно хрюкнул Потап. — «И я — спать!»
Ну и позвал: самому интересно, доберётся или нет. Да и лишним точно не будет, а может и вообще пригодиться. Никаких ответных ощущений не получил — но это и неудивительно. «Обратная связь» с аркубулюсом была сильно ограничена расстоянием, а вот «зов» — хоть с другого конца Золотого. Правда, что он работает на ТАКИЕ расстояния — не знал, но тут Потапу виднее.
Так и дотопал до ратуши — комплекса из пяти зданий-башен, с трёхэтажной застройкой между ними. И сходящимся углом проходом к центральной, пятой башне — туда мне вроде как и надо. Ратуша, кстати, типично этерийская — там «в готику» явно старались, так и тут. Ну да и чёрт с ним, дотопал до треугольной лестницы, сходящейся к двустворчатым полураспахнутым воротам, ну и уткнулся в стражников. Кирасы, ружья со штыками, хотя штыки такие, что иначе как алебардами не назовёшь. Стоят втроём, с мордами при исполнении, вопросительно на меня лупают глазами и молчат.
— Пропускать будем, служивые, или будет как всегда? — радостно полюбопытствовал у молчавших ментов.
— А по какому делу… епископ? — после заминки уточнил самый сильный, в сапогах, а не ботинках — в общем главный, как понятно.
— По приглашению этого вашего… градоначальника, — небрежно помахал я бумажкой. — И у вас тут демократия вроде как. Чего же электорат не пропускаете?
— Потому, что демократия, потому и не пускаем, — фыркнул страж. — В Этериях вон — всех пускают… не всех выпускают, правда. А у нас этого… елохората в ратуше не надобно!
— Аргументированно, — фыркнул я. — Так пустите? Или как обычно?
— А как обычно — это как?
— Я — там где мне надо, — обстоятельно ответил я. — А кто мне мешает — как повезёт.
— Не стоит угрожать… — насупились стражи.
— Я не угрожал, а спрашивал. Впрочем, это вашему градоначальнику что-то там надо, мне-то всё равно, — начал было разворачиваться я.
— Мы не можем пустить, епископ! — зачастил страж. — Обождите миг!
— Один?
— Максимум два!
— Тогда подожду, — проявил я небывалое благодушие.
Тут же один из стражей рысью метнулся по лестнице, демонстрируя небывалый профессионализм в беге по лестницам. А буквально через десяток секунд возвращался с серой… мышкой. Чуть в голос не заржал, да и Потап гыгыкал: владетельница лет тридцати, в сером простом платье в пол, с узлом на голове и с постной физиономией имела в тотемных духах самую натуральную мышь. Гыгыкающий топтыгин прислал мне образ этого создания — блин, хомячки на тропе войны, иначе не скажешь. Злобное и оскаленное выражение мордочки, но при этом — мышка и есть мышка, хоть в пропорциях, конечно, побольше простой.
— Епископ Потапыч? — запредельно формальным и невыразительным голосом процедила эта дамочка.
На что я, как и положено мне, улыбался и махал лапой: не представилась и вообще какая-то канцелярская крыса, а не серая мышка.
— Вы — епископ Михайло Потапыч⁈ — нахмурилась она и требовательно повысила на моё почтенство голос, через четверть минуты радостного помахивания.
— Меня родители учили с незнакомыми не разговаривать, — честно сообщил я. — А я — послушный отпрыск! — не менее честно соврал я.
Мышка из серой постепенно становилась розовенькой — не из стыда, видимо, ампутированного в процессе посвящения в «чиновники вульгарис», а гневаться изволила: те же стражники втихаря гыгыкали в кулаки.
— Я — Арайа Хитхунка, епископ! — аж топнула она ногой. — Делопроизводитель при градоначальнике славного города Рико, Церека Нияса! Вы удовлетворены⁈
— Конечно… нет. Вы, госпожа Хитхунка, ничего для моего удовлетворения не сделали, — честно ответил я. — Но Михайло Потапыч — я.
— Следуйте за мной, — аж почернела эта мышка и двинула, топая как слон.
Ну и я за ней потопал, прикидывая — что всё-таки от меня хотят? Выдворить как потенциального вора серебряных ложек? Так вроде Гратис в целом и Рико в частности как раз на ворах ложек, серебряных и не очень, жирует. Или просто познакомиться с таким замечательным мной? Тогда надо смачно, обильно, а главное — не конфликтно харкнуть в морду этого градоначальника слюной. За то, что моё почтенство от дела отвлекает.
А мышка, не заходя в обширный холл с высокими стрельчатыми окнами, завела меня в закуток, где притаился натуральный лифт. Зашла, ну и я за ней. Дёрнула за рычаг — лифт поскрипел вверх. И зыркает на меня, важно так, с превосходством. А я улыбаюсь и машу, я так делать могу до-о-олго. Фыркнула, отвернулась. А кабина тем временем доехала, и после узкого коридора молча распахнула дверь здоровенный зал-кабинет. С мозаикой, барельефами, фронтонами, колоннами и прочими нефункциональными финтифлюшками. Диванами и банкетками, шкафами с книгами, огромным окном во всю стену…