все: слепой барон и его жена, которая так и осталась сидеть в коляске, я и баронет, обе служанки. Еще одна незнакомая мне женщина и все те возчики и селяне, которые ночевали вне дома.
Продолжалась служба довольно долго, так что у меня заныли колени, а в конце священник, макая здоровую мягкую кисть в святую воду, щедро обрызгал всю толпу. Затем селяне были выдворены из дома. А для батюшки и его помощника накрыли стол.
— Теперь, святой отец, подкрепитесь с нами, чем Бог послал, – баронесса была сама любезность. И даже баронет глухим голосом присоединился к ее предложению.
— Подкрепитесь, батюшка, подкрепитесь…
Помощником священника был высокий, слегка прыщавый молодой парень, который и занял пятый стул за столом – шестой делся непонятно куда. Мне места не досталось. Баронесса, которая днями не обращала на меня внимания, вдруг оживилась:
— Что встала, дурында?! Сбегай на кухню, вели подавать. Долго ли мы сидеть и ждать будем?!
Месивом, которым кормили крестьян, священника потчевать не стали. Специально к его приходу откуда-то привезли белый хлеб. Рано утром Агапа ощипала курицу. И за то время, пока священник благословлял выходящих из дома селян, каждому повторяя: «Служи честно, сын мой. Господь увидит твое старание, убережет от гибели!», кухарка успела поджарить огромную яичницу. Так же на столе присутствовал огромный ростбиф и целая плошка свиных шкварок.
Батюшка благословил пищу, а мне в этот раз выпала честь стоять за креслом баронессы. Разговор шел о предстоящем весной походе к эрвам. Священник разглагольствовал на тему: «Все эрвы нечестивцы и веру Господню извратили».
— Мыслимо ли дело: у них баба на троне сидит!
— Да и сами они, батюшка, на баб похожи. Нет бы в поле выйти и сражаться, как подобает. Они у себя в горах прячутся и нападают исподтишка! Перережут людей и опять растворятся среди проклятых тропинок горных. Позорище, а не вояки! Тьфу… -- оживившийся баронет и в самом деле смачно сплюнул на пол.
Я же, слушая его возмущенную речь, подумала о том, что эти эрвы кажутся вполне разумными людьми. Ели долго и после трапезы еще некоторое время обсуждали нечестивость этих еретиков за бокалом гипокраса. Наконец священник и помощник, сытые и утомленные, были усажены в экипаж и отправились восвояси.
Нина подхватила барона под локоть и довела его до дверей, ведущих в башню. Затем, шустро прихватив со стола пустые кубки, исчезла на кухне. У меня гудели ноги, и очень хотелось присесть, так что я села за пустой стол, чем вызвала возмущенный взвизг баронессы:
— Э-т-т-та что такое?! Тебя кто сюда звал?! Сынок, – она с трудом повернула собственную тушу в сторону сидящего рядом баронета. – Накажи-ка своей супружнице, как себя вести надобно! А то ты уедешь, мне с ней никакого сладу не будет.
Хотя я и вскочила при первом крике баронессы, но все еще не понимала, что нужно делать. Даже баронет, медленно отодвинувший стул и вылезающий из-за стола, меня не насторожил. Первый удар пришелся мне под дых и был настолько неожиданным, что я упала на колени практически сразу же, жадно пытаясь и не имея возможности вдохнуть воздух. Второй удар сапогом пришелся в бедро, и я упала на пол, инстинктивно стараясь свернуться в комочек. Очень неторопливо, со странной улыбкой на лице, мой муж вытащил из голенища сапога аккуратно смотанный кнут и, медленно его размотав, даже не сильно замахиваясь, принялся стегать меня, кладя удары ровно и аккуратно, один за другим. При этом он ни разу не задел низкий потолок дома…
В какой-то момент от боли и страха, захлебнувшись собственным воем, я потеряла сознание. Думаю, что продолжалось это очень недолго. Но, похоже, именно мое состояние и остановило баронета. Я еще не успела прийти в себя, когда он толкнул меня ногой, именно толкнул, а не ударил:
— Вставай, разлеглась тут! Целуй матушке ручку и божись, мерзавка, что послушна будешь! Куда?! – рявкнул баронет, видя, что я пытаюсь подняться на трясущихся ногах. – На коленях ползи!
Почему-то в этот момент я вспомнила эпизод из фильма «Кин-дза-дза», когда главный герой падает перед полицейским на колени. Такой пиковый момент в этом фильме. Весь мир у меня расплывался в глазах от стоящих слез, но я только прикусила губу и поползла к этой твари, думая про себя: «Завтра… завтра он уйдет, и мы поговорим совсем по-другому…».
Тело дико саднило: в некоторых местах этот ублюдок, похоже, порвал мне кожу. Я чувствовала, как прилипает ко вспухшим рубцам сорочка. Стояла на коленях перед баронессой и целовала руку, которую она все продолжала пихать мне в лицо. А муж в это время выговаривал:
— Тебя, нищету поганую, в баронский дом взяли! Ты матушке должна ноги целовать, а не руки! Ежли бы не она, в жизнь бы я не оженился. Ты запомни: я вернусь и за все спрошу! За каждое матушкино недовольство, за каждое твое словцо поперек, за все спрошу!
Наконец он устал ставить условия и запугивать, а напоследок основательно пнул меня в бедро:
— Пошла вон на кухню, дрянь!
Болело все тело и кружилась голова: я сегодня еще не завтракала. Да и всплеск адреналина был настолько мощный, что у меня тряслись не только ноги, но и руки. Поддерживала только одна мысль: «Завтра он уйдет, и, Бог даст, там и сгинет». Я плохо помню остаток дня. Меня сильно знобило. Нина и Агапа делали вид, что ничего не произошло, но каждая вела себя по-своему. Если Нина старалась помочь мне хоть немного, хотя у нее хватало своей работы, то Агапа принялась уверенно покрикивать на меня, чего-то бесконечно требуя. Выяснилось, что и овощи-то я только зря перевожу, и воды мало, и резать надо не так, как я делаю.
Уже затемно, когда огонь в плите окончательно потух, и Агапа удалилась куда-то с кухни, Нина торопливо помогла мне отмочить присохшую к ранам сорочку, приговаривая:
— Ничего, госпожа… Господь терпел и нам велел… А за рубашечку не переживайте: я ее
