Крохотную клетку из тонких, частых прутиков.
– Что это?
– Птичка, – шепчет он. – Такая, каких я ещё не видел.
Колибри держится за клетку лапками, похожими на маленьких чёрных паучков, и смотрит на Амелию пристальным, глубоким взглядом. Смутившись от этого, она колеблется. Потом осторожно берёт клетку, подносит ближе к лицу.
– Нам будет не хватать вас, Крюкан, – говорит она. – Значит, вы уходите?
– Я такого не говорил.
– Где можно найти крысиный яд?
– Что? – переспрашивает он.
– Яд.
У Крюкана голова идёт кругом. Его уход, крысы, яд. Он уже ничего не понимает в словах этой взбудоражившей его девушки.
– У… у Вольф, в Жакмеле.
– Тогда вы за ним сходите. Мадам де Ло считает это делом государственной важности.
Крюкан во всё большем замешательстве. Он снимает шляпу и бормочет:
– Бог ты мой, мадемузель Бассак, я не советую пользоваться ядом. Знаю, крысы съели вашего друга. Но я могу купить у Вольф ловушек.
– То есть как? Какого это друга они съели?
Амелия вдруг осознаёт, что друзей у неё нет. Ни одного.
– Господина Жан-Жака, – отвечает Крюкан.
– А! Вам о нём мадам де Ло рассказывала?
– Мои соболезнования. – Он мнёт в руках шляпу. – Поставьте ловушки, мадемуазель.
– Предпочитаю яд, – говорит Амелия. – Он надёжнее.
С клеткой в руках она устремляется к выходу.
– В прошлом году была засуха, да и нынче сушь стоит, – настаивает, догоняя её, Крюкан.
– Ну и что?
– Вдобавок червь сожрал у негров их меленку.
Он поскальзывается на сахарной луже, но удерживается на ногах, перескакивает через ведро.
– С продовольствием для рабов трудновато, – продолжает Крюкан. – И не только в «Красных землях». Хотя, известное дело, они жалуются на всё подряд, и прихотей у них хватает…
– Прихотей? При чём тут крысы? – спрашивает Амелия на ходу.
– Я делал всё, что нужно, чтобы как-то совладать с голодом.
Они вышли из сахароварни. Вдруг Амелия останавливается.
– Ответьте, Крюкан. При чём тут крысиный яд?
– При том, что… может так выйти, случайно, что кто-нибудь из рабов съест ужа или крысу, и нельзя, чтобы в ней оказался яд.
Амелию пробирает дрожь, с головы до пят. Птичка забилась вглубь клетки. Амелия шепчет:
– Случайно? Они, Крюкан, едят крыс случайно?
Управляющий пожимает плечами. Она переспрашивает:
– Так это, значит, из прихоти им приходится есть крыс, так вы сказали?
– Они голодные, – признаёт он, потупив взгляд. – Такое иногда случалось.
Тишина. Наконец она говорит сурово:
– Вы дорого мне обходитесь, Крюкан. А когда позволяете им умирать, вы меня разоряете. Каждый из них стоит больше вашего полугодового жалованья. Скоро вы ничего здесь не узнаете. Я полностью переделаю это поместье.
Он спрашивает:
– Так вы не уезжаете?
– И не думала.
– Но как же то судно во Францию?
– Мне нужно передать срочное письмо моему счетоводу.
У него перехватывает горло.
– Ангелику?
– У меня к нему много вопросов.
– Про что?
– Про наши скверные дела.
20
Лучшее, что есть в животных
По синей кожаной столешнице перекатывается хлопок. Губернатор Луизианы Эстебан Миро отщипывает немного, будто крадёт прядку волос у ангела. Ничего подобного он не видел. Ему почти совестно держать в пальцах такую нежность.
В нескольких шагах, по другую сторону стола, Альма стоит и смотрит, как он тянет блестящие волокна. На ней сумка, в которой лежат образцы хлопка, семена и большие бумажные гербарии, куда вклеены цветки хлопчатника. Но главное, через плечо у неё надет лук, что придаёт ей необычайный вид. Стоя перед ней, купец Сантьяго Кортес ждёт, что скажет губернатор.
– Что вы хотите от меня услышать? У меня нет слов.
– Слова порой и не нужны, господин губернатор.
– А ведь я немало повидал на своём веку.
– Потому я и пришёл к вам.
Миро откидывается в широком кресле, не выпуская хлопкового комочка, и поднимает глаза на Кортеса.
– Значит, принцем какао вы больше не будете?
– Нет. Извинитесь от меня перед вашей женой.
– Теперь уже дочь пьёт шоколад с самого утра. А после обеда устраивает кормилицам полдники, как светские дамы в Париже. Вы её сильно рассердите.
– Искренне сожалею, – отвечает Кортес.
Он подаёт Альме знак: та запускает руку в сумку и достаёт оттуда холщовый мешочек. Кортес берёт его и кладёт на край стола.
– Передайте это малышке Матильде. Последние жемчужины из моей короны принца.
Из раскрывшегося мешочка выкатывается несколько обжаренных какао-бобов. Губернатор тихонько смеётся. Этот торговец знает, чем покорить.
Стоя всё так же поодаль, Альма не сводит глаз с крокодильей кожи, которой покрыта столешница. Кожа выкрашена в синий, с золотой каймой по краю. Чешуйки не такие квадратные, как у крокодилов в её краях.
Она запоминает всё, что видит вокруг. Зачем такие высокие потолки этим людям, когда они не выше других? В этих огромных залах, утопая в великанских креслах, они смотрятся ещё меньше, чем есть.
Губернатор откладывает хлопок на стол.
– Где вы нашли его?
– Сорт называется Sea Island, – говорит Кортес, загадочно улыбаясь. – Большего сказать не могу. Секрет моего ремесла.
– И сколько он стоит? – спрашивает губернатор.
– Хлопок не продаётся.
– Как, простите?
– Я не торгую хлопком. Я продаю семена, сударь. И поэтому мне нужна ваша помощь.
Эстебан Миро разглядывает лицо Кортеса, его усы с рыжинкой, курчавые волосы. Он должен бы воплощать всё, что Миро ненавидит: полукровка, от одной улыбки которого по разделяющей чёрных и белых стене ползут трещины. Однако с тех пор, как губернатор познакомился с этим человеком два года назад, он во власти его обаяния. А теперь он ещё и в сопровождении темнокожей девчушки с луком: будто конвой для хрустального скипетра короля Испании и Индий.
– Я вам не нужен, Кортес. В Америке любой плантатор скупит ваши семена не глядя, стоит ему потрогать этот хлопок.
– У меня другая трудность…
В открытое окно с Оружейной площади доносятся голоса прохожих.
– Видите ли, – продолжает Кортес, – прежде я торговал какао. Отсюда и до Нью-Йорка мне хватало пятнадцати покупателей, каждый из которых брал тонну. Теперь же я торгую в розницу. Мне придётся стучать в каждый дом, как священнику, обходящему свой приход.
– Не как священнику, Кортес! Вас будут принимать как самого Господа Бога!
– Но я даже не знаю своих прихожан.
– Что-что? Каких прихожан?
– Мне нужны названия и адреса всех поместий, где растят хлопок.
Миро хохочет.
– Я, молодой человек, губернатор Луизианы, а не торговый посредник!
– В вашем городе, Новом Орлеане, пять тысяч жителей. Это в четыре раза меньше, чем в Нью-Йорке или моём старом добром Санто-Доминго. Но главное, в два раза меньше, чем в Чарльстоне и Ньюпорте.
Губернатор хмурится. Кортес попал в его самое больное место. Новый Орлеан развивается в жёстком соперничестве. Города Ньюпорт и Чарльстон тоже живут