же стоило предупредить Макнамару.
Алекс рассчитывал, что оставит Дикинсона в «Луизианском приюте», поговорит с Юджиной — и сможет наконец вздохнуть свободно, уверенный, что к ведьмам желающие самосуда горожане не полезут.
Однако рассказ о камере, которая открылась сама собой, спутал все карты.
Из двух зол — ковена и общины — Алекс совсем недавно без колебаний выбрал бы ковен, но теперь… По крайней мере, после беседы с Люсьеном он знал наверняка, что вампирам Дикинсон без надобности. Тот намекнул о предложении разобраться с ублюдком за спиной полиции, причём с таким лицом, что стало ясно: община считала себя намного выше подобных сделок.
Вопрос в том, кто пытался избавиться от Дикинсона руками вампиров. Уж в этом-то однозначно нельзя было обвинить ковен — насколько Алекс понимал, только молодые ведьмы, свободные от предрассудков, спокойно общались с кровососами, а вот создания наподобие Верховной помнили о былой вражде.
До недавнего времени он не интересовался ни теми, ни другими, а теперь только надеялся, что их хрупкому перемирию не настанет конец. По крайней мере, не сейчас, когда в город вернулся серийный убийца, а все вокруг говорят о смерти Хьюзов. Если на этом фоне разгорится война ведьм и вампиров, пожалуй, стоит всё бросить и вернуться в Батон-Руж. Учить новичков в академии, бороться с тем, что его считают слишком юным, не набравшимся опыта.
— Алекс! — Джин, потянувшись вперёд, легко толкнула его в плечо. — Мы там поворот не проехали?
Он упустил момент, когда незнакомка, едва ли прожившая в Хэллгейте два месяца, стала беззастенчиво называть его по имени. Но, в конце концов, это не вызывало отторжения, а раз так, то Алекс и не возражал.
Машина дала задний ход. Они и впрямь проскочили чуть дальше поворота, у которого стоял указатель «Церковь Св. Артелаи».
— Артелая? — оживился Дикинсон. — Забавно. Сколько тут живу и только сейчас увидел…
— Никогда о ней не слышала, — вежливо сказала Джин.
— Ну, мне хватало времени на чтение, мисс. В тюремной библиотеке не очень большой выбор, но вот всяких историй о святых полно. Артелая жила в шестом веке, если правильно помню. В Италии.
— Удивительно, что кто-то построил её церковь в Луизиане.
— Ага, — Дикинсон кивнул. — Но я слышал, что церковь стояла тут до Хэллгейта.
Алекс понял вдруг, что прежде особо не интересовался историей места, где родился. А ведь когда-то не вылезал из библиотеки… Впрочем, она была единственным убежищем — уж там отец никогда бы не вздумал искать его. В стенах библиотеки он находил истории получше, чем жития святых.
Ничего удивительного: поживи с чрезмерно верующим родителем — и ещё много лет будешь вздрагивать, когда кто-то произносит слово «церковь».
— О ком ей молятся? — нехотя спросил он.
— Вроде о похищенных. И ещё об изгнанниках.
Дикинсон хмыкнул и откинулся на спинку сиденья. На груди и подмышками у него расплывались мокрые пятна, волосы стояли торчком. Алекс догадывался, что и сам выглядел не лучше — луизианское лето не щадило никого, и ему было плевать, коп ты или убийца.
— Так что, когда упрячете меня подальше, ты уж помолись, шериф.
Церковь была закрыта. Выбитое витражное окно уже заменили новым, и Алекс невольно залюбовался танцем солнечных лучей на разноцветных гранях. Витраж складывался в рисунок — изображение молящейся женщины в белом. Казалось, она окутана светом.
— Артелая, — выдохнул Дикинсон, и в его голосе зазвучало благоговение, которого Алекс прежде не слышал. — Гляди-ка, витраж совсем новёхонький.
— Старый разбили.
Не желая заявляться без предупреждения, Алекс всё же набрал номер Макнамары, который до того дала ему Джин. Ответила, правда, совсем не она — незнакомый мужской голос.
— Мне нужна Анастейша Макнамара, — помедлив, произнёс Алекс.
— Поразительно! Что ж, её нет, так что лучше встань в очередь.
— Хотелось бы поговорить с ней.
— А мне хотелось бы ледяного пивка, — с притворным участием отозвался собеседник. — Ну и что теперь, обосраться?
Он бросил трубку прежде, чем Алекс успел ответить.
— Вряд ли Стэши оставила телефон дома, а сама ушла, — заметила Джин. — Скорее всего, просто принимает душ или пишет и не хочет отвлекаться. Лучше всё равно съездить.
Заворачивая к знакомой хижине у самого болота, Алекс подумал, как же хитро устроилась Макнамара. Добраться до неё можно было только через церковь, а если она не ждала гостей, их наверняка отваживал падре. Поворота на трассе, ведущего точно к хижине, либо не было никогда, либо его предусмотрительно завалили.
— Что за чёрт… — пробормотал Дикинсон, вжался в сиденье.
Алекс перевёл взгляд на мостки и задохнулся от ужаса.
Обнажённая и неподвижная, Макнамара стояла в мутной воде по колено, вскинув голову. Под левой лопаткой у неё багровело уродливое пятно ожога — почти ровное, будто кто-то ткнул горящей головёшкой. Казалось, она боится шевельнуться.
Перед ней возвышалась огромная, в два раза выше любого взрослого мужчины, тварь. Под склизкой, грязно-зелёного цвета кожей перекатывались внушительные мышцы. Морда твари лишь отдалённо напоминала человеческое лицо: на месте носа — две тонкие прорези, глаза пылают жёлтым. С клыков, которые вызвали бы зависть у любого вампира, капала слюна.
Алекс выскочил из машины, вскинул пистолет и прицелился.
Дверь хлопнула, и это вывело Макнамару из оцепенения. Она резко обернулась, бросилась навстречу, едва завидев пушку.
— Опусти пистолет, шериф!
— Уйди с дороги.
— Я сказала, опусти!
Она раскинула руки, не позволяя ему двигаться дальше. С крепкого смуглого тела капала вода, лицо, искажённое гневом, выглядело почти пугающим.
— Если ты выстрелишь в него, — тихо, но твёрдо сказала она, — я прикончу тебя, даже не одеваясь. Голыми руками, шериф. Обещаю.
Алекс посмотрел на чудовище. Оно чуть склонило голову набок, будто внимательно прислушивалось к разговору, и выглядело не особенно довольным тем, что их прервали.
— Надо было стоять и ждать, пока он разорвёт тебя на куски?
— Он никогда бы не причинил мне вреда, — Макнамара немного расслабилась, опустила руки, но выражение её лица оставалось далёким от дружелюбного. — Это Макс.
Она обернулась и махнула зверю, давая понять, что он в безопасности. Тварь заревела — не то торжествуя, не то предупреждая, — и с громким фырканьем погрузилась в воду целиком. Лишь лёгкая рябь подсказывала, что в болоте кто-то таился, но вскоре
