будто Лео и Лиса не стали бы прыгать с тобой от счастья.
– Конечно, но они не знают… как много значит для меня эта квартира. Что тем самым я воплотила мечту в реальность.
Я прикусываю язык, чтобы не напомнить, что когда-то это было нашей общей мечтой.
– Я помню, как ты проклинала этот район, – поспешно произношу я, не позволяя разговору пойти по нежелательному для меня руслу. – Когда ты не нашла велосипед, потому что оставила его в «очаровательном переулке» и не знала, что в Любеке таких очаровательных переулков целых девяносто штук.
– О господи, да. Я запомнила только, что это был переулок, а название улицы не запомнила. Как и то, как туда идти.
– Но с твоей ориентацией в пространстве ты бы не нашла к нему дорогу, даже если бы знала название улицы.
– Ты снова прав, хотя сейчас у меня с ориентацией чуть лучше. Думаешь, мой велик до сих пор стоит в том переулке, где бы он ни был?
– Этого мы никогда не узнаем.
Как и многого другого. Не знаю, сколько раз я задавался вопросом, как бы все сложилось, если бы она не уехала из Германии. Или если бы вернулась, как обещала. Если бы я был сильнее. Если бы я с ней не расстался. Если бы она энергичнее за нас боролась. Если бы…
Проклятье. Я усилием воли останавливаю поток мыслей как-было-бы-если прежде, чем окончательно уйти в себя. И чтобы отвлечься, озираюсь по сторонам. В тусклом мерцающем свете, который зажигается датчиком движения, двор почти не разглядеть. Я вижу очертания домов и круглый столик с двумя стульями. В воздухе витает тонкий аромат цветов. Вероятно, мальвы.
– Согласна: в темноте не особо впечатляет, – говорит Калла. – Но завтра утром ты увидишь двор во всей красе.
Завтра утром. Только теперь понимаю, что не усну. Только не когда за стенкой спит Калла. Близко и в то же время чертовски далеко. Как и сейчас. Она рядом, но между нами – пропасть. Стена из обид, разочарований и утраченного доверия.
Мы идем дальше и останавливаемся перед дверью. Калла лезет за ключами, и Джоэля я беру полностью на себя.
– Мы…дшли…након-н-нец? – невнятно бурчит Джоэль, вынырнув из забытья. – Ссать…хочу…
– Почти дошли. Потерпи еще минутку, ладно?
– А лучше пять. Нам нужно на самый верх, на четвертый этаж.
– Правда? – Я не в силах сдержать разочарования. У нас нам бы пришлось подняться всего лишь на второй.
– Ой. Разве я об этом не упомянула? – Она корчит виноватую гримасу.
– Не-а.
Когда через несколько минут мы забираемся наверх, я весь потный. Мне пришлось нести Джоэля на себе, потому что иначе мы бы не поднялись никогда в жизни. Кроме того, я боялся, что он перестанет контролировать свой мочевой пузырь.
Вот почему, переступив порог квартиры Каллы, я первым делом спрашиваю у нее, где туалет. Предосторожности ради я захожу с ним, чтобы убедиться, что он пописает сидя. Тут лучше перестраховаться.
Когда я, таща за собой Джоэля, захожу в маленькую светлую гостиную, Калла раскладывает диван. Слава Богу. Из ее объяснений я понял, что у нас будут только сидячие места для сна.
– Похоже, мы тут вдвоем поместимся.
– Точно поместитесь, если слегка друг к другу прижметесь. Плед у вас, кстати, тоже один на двоих. Второго одеяла у меня нет.
– Под одеялом в разгар лета спишь только ты.
– Я мерзлячка, знаешь ли, – говорит она, и моя память подкидывает мне образы. Картинки, которые напоминают, как чертовски прекрасно обнимать и согревать ее в постели. – Ну вот. – Она указывает на разложенный диван. – Ваше спальное место готово.
Я благодарю ее и подвожу Джоэля так близко, что ему остается только рухнуть на подушку. Оказывается, это хреновая идея: теперь он лежит поперек дивана и занимает все пространство.
Из моей груди вырывается раздраженный стон.
– Ты серьезно, Джоэль?
Губы Каллы дергаются – кажется, она с трудом сдерживает смех.
– Давай я помогу тебе отодвинуть его в сторону… о боже! – Она вдруг осекается и в ужасе таращит глаза. – Что это на его футболке? Кровь?!
Мой взгляд возвращается к Джоэлю, и я тоже замечаю на его спине красное пятно.
– Откуда, черт побери? С него ни на секунду нельзя спускать глаз! – Я опускаюсь на колени рядом с ним, задираю его футболку и осматриваю кожу. Но там ничего. Даже царапины.
– Яспер?
Я поворачиваю голову к Калле.
– Кровь… Она твоя. У тебя рана.
– Где? – Нахмурившись, я осматриваю себя.
– На руке.
Я обнаруживаю над локтем набухший порез длиной около трех сантиметров, из которого, должно быть, вытекло много крови. Весь локоть перепачкан. Теперь, увидев рану, я начинаю чувствовать боль. И жжение. Где и когда я порезался? Я помню, как этот подлец меня ударил. Но откуда взялся порез?
– Думаю, ты поранился о стакан, когда прыгал через барную стойку.
Точно. Там что-то было. Я встаю с дивана, продолжая смотреть на порез. И чем дольше я на него смотрю, тем резче чувствую боль. Наверное, я до сих пор ничего не замечал из-за преизбытка адреналина.
– Покажи. – Калла с беспокойством хватает мою руку и удерживает ее в согнутом положении. – Рана глубокая. И похоже, – ее лицо склоняется над порезом, – что внутри торчит осколок стекла или что-то в этом роде.
– Правда?! – Мне хочется прикоснуться к ране, чтобы почувствовать, так ли это.
Но Калла останавливает меня, мягко шлепнув по пальцам.
– Не трогай! Иначе она еще и воспалится.
– В ней и без того уже грязь.
– Поэтому мы ее сейчас промоем и больше не будем пачкать. Идем.
Я открываю рот, чтобы выразить протест. Но слова застревают в горле, когда она самым естественным образом берет меня за руку и тянет за собой. Как во время нашего столкновения в «Травемюнде» от неожиданного прикосновения по моему телу пробегает огонь. Проклятое тело.
– Садись! – велит мне в ванной Калла и указывает на опущенное сиденье унитаза.
Я стою в нерешительности. Позволить ей себя лечить – подпустить еще ближе. Больше прикосновений. Еще больше Каллы в замкнутом пространстве.
Как, черт побери, я это вынесу?
22
Калла
Настоящее
Еще минуту назад я думала, что справлюсь. Притворюсь, что Яспер просто друг. На мгновение мне и впрямь так показалось. Но теперь? Стоя с ним здесь, в своей крохотной ванной, я понимаю, что актриса из меня никудышная. Сердце бешено колотится, и я не знаю, как долго смогу сохранять хладнокровие, когда мы так близки. Когда Яспер сидит передо мной, раздвинув ноги, а я стою между его колен. В этом положении практически невозможно не смотреть ему в глаза. Но я остервенело пялюсь на его руку. Потому что боюсь, что иначе чувства выльются наружу. Выльется разочарование тем, чем все у нас закончилось. Или страсть. Эта чертова страсть, которая с каждой встречей становится все яростнее. Мне его так не хватает! Хотя мне следовало бы на него злиться, я ни на мгновение не
