Видимо, его член все-таки принадлежит жене.
Они идут по аллее, которая называется «Кудрявые киски». Вся улица состоит из маленьких домиков-квартирок. Двери открыты, внутри видны расстеленные кровати, на порогах сидят девушки всех цветов и мастей, полненькие, худенькие… Кто-то принимает душ, кто-то валяется на постели, обнимается с подружками. А некоторые двери закрыты, и над ними горит красный фонарик.
Рафаил заходит в комнату к Тине, садится на стул около кровати. Видно, он сильно накачался, разговаривает с ней по-испански. Гэвину неловко, он идет по аллее дальше, по дороге здоровается с девушками, и каждая по-своему приглашает его: кто-то медленно облизывает губки, кто-то раздвигает ноги, показывая вульву, кто-то сует руку между бедер и начинает себя ласкать. Он улыбается, качает головой: «Нет, спасибо!» — и вдруг утыкается в дверь, у которой стоят три женщины.
На их спинах прикреплены пушистые крылья — черные женщины с белыми крыльями, одна — в прозрачной рубашке. Он видит ее идеальные груди, две черные фиги, соблазнительную выпуклость живота, золотое колечко в пупке. Она приподнимает подол рубашки, вертит перед ним изящными бедрами, а две другие хихикают.
— Хочешь иметь со мной секс? — спрашивает богиня в прозрачной рубашке.
Он не знает, как ответить. Он никогда в жизни не встречал столь божественного, прелестного существа.
— Нет, я в порядке, спасибо.
— Неужели? — Красотка медленно расстегивает пуговки на рубашке, показывает ему обнаженную грудь: идеальные конусы, оканчивающиеся позолоченными соска́ми.
Она проводит пальчиком вокруг одного из сосков, и тот сжимается, вырастает вверх. Гэвин чувствует, что тоже растет вместе с этим соском. Как же он соскучился по жене!
— Хочешь меня купить? — спрашивает девушка и, смеясь, исполняет что-то вроде самбы для него и своих подруг.
— Да, — слышит Гэвин свой голос, — да, хочу.
Она берет его за руку, заводит в комнату, поворачивается спиной, и Гэвин, не в силах справиться с собой, падает на колени, погружая лицо в ее плоть, пробуя на язык душистую солоноватую свежесть.
Глава 10
ТАНЦЫ С ДЕЛЬФИНАМИ
Гэвин просыпается на борту «Романи». Солнце лупит в стекло, рядом с ним мирно посапывают Оушен и Сюзи, из пасти собаки несет тухлятиной. Жара прямо-таки удушающая, но он не может пошевелиться, не может вспомнить, что с ним произошло. Как он сюда попал? Голова раскалывается, как будто мозг запихнули в слишком маленькую черепную коробку. К горлу подступает тошнота. Он с трудом доползает до палубы, перегибается через борт. Его отчаянно рвет в море. Едва удерживаясь, чтобы самому не упасть в воду, он пытается передохнуть, но его снова выворачивает — наружу вылетает текила вперемешку с пивом и всем тем, что пыталось ферментироваться в его желудке за последние двенадцать часов.
Вернувшись в кокпит, Гэвин валится на скамью, щурится на ослепительное синее небо, набирает в бутылку пресной воды, выливает себе на голову, жадно пьет. Вода стекает по нему волнами одиночества, его трясет, кожа покрывается мурашками. Он не может понять, что чувствует, но по щекам неудержимо ползут слезы. Его тело попало в полосу шторма, его качает то вправо, то влево, рассудок отказывается подчиняться.
Постепенно в памяти всплывают фрагменты прошедшей ночи. Крылатые женщины, господи, их же было трое! Ну и оргию они устроили в маленькой комнатке… Он ведь купил всех троих! С одной занимался сексом у стены; она повисла на его шее, обхватила ногами, подпрыгивала. Это продолжалось довольно долго. Он был в пьяном бреду, но отчетливо помнит, что объяснялся ей в любви, как только что вернувшийся с войны влюбленный солдат. Он даже пел ей. Ну не идиот ли? Пьяный в стельку жирный идиот. Трахал шлюху и пел песни, — боже, как же низко он пал!
Как далеко он сейчас от женщины, которую любит по-настоящему. «Отдайте мне назад мою жизнь, — молит Гэвин, роняя слезы. — Отдайте! Я хочу в свою кровать, домой, в объятия моей жены». А прошлой ночью со шлюхами был не он, а какой-то другой Гэвин. Он вспоминает, как лежал на огромной кровати, и одна женщина сидела на его лице, другая — на члене. Кто они вообще такие, эти женщины? Он не знает их имен, они разговаривали на тяжелом испанском наречии, в основном друг с другом. А он хохотал, орал песни и вообще производил очень много шума.
Там его и нашел под утро Рафаил, без которого он вообще не смог бы уйти от них. Сколько же времени он провел с крылатыми жрицами любви? Они не снимали пушистых крыльев даже во время секса. Он выложил двести гульденов. Рафаил притащил его обратно к фургону, и он заплатил еще и Лейле, за то, что сторожила его спящую дочь и собаку.
Гэвин припоминает, как греб в темноте к яхте и над головой мерцали звезды. Этот секс, эти женщины… Их соленый вкус до сих пор стоит у него во рту.
Боже милосердный! Он должен срочно возвращаться домой, в Порт-оф-Спейн! Ползти на коленях в свой офис, проситься обратно. Чем плоха была его старая жизнь?
— Папа? — В проеме двери появляется Оушен.
— Да, ду-ду?
— Ты что, болен?
Она выглядит помятой и сонной. Как и он, она любит поспать, как и он, медлительна по утрам. Она подходит к нему, пытается обхватить его маленькими ручонками.
— Да все в порядке, детка. — Он кладет руку на ее шелковистую головку.
— Фу, ты плохо пахнешь.
— Знаю.
— Ты просто ужасно пахнешь, папа.
— Ну, извини.
— А что мы будем сегодня делать?
— Сегодня, — говорит он, слегка сжимая ее, — я отвезу тебя в одно волшебное место.
— В какое?
— Это секрет.
Он пытается вспомнить, какой сегодня день. Воскресенье, да, точно, воскресенье, 19 декабря. Где они оставили машину? Ах, он же сам доехал до пристани. Рафаил высадил его по дороге, прямо около арендованной тачки. К тому времени он немного протрезвел, смог доставить свои сокровища до гавани в целости и сохранности. Ну и дела… Вот почему люди вроде него толстеют, вот почему предпочитают проводить время в офисах, — ведь скатиться до вчерашнего состояния так просто, были бы деньги. И один бог знает, на какие неприятности можно нарваться.
Но постойте, ведь неприятности начались гораздо раньше, задолго до вчерашнего дня, до проституток, до выкинутого в море мобильника, до отъезда. Он вообще — одна ходячая неприятность. Десять лет жирел на работе, жил не своей жизнью под каблуком у жены… Наводнение в один миг смело его прошлое, как карточный домик.
И что же он сделал после того, как у него отняли жизнь? А
