душе пустота. Почему лучше уйти, чтобы вернуться, чем оставаться на одном месте?
Хотя и время играет определённую роль, не только ты меняешься, но и всё вокруг тоже находится в движении. Надо бы зарисовать, пусть в общих чертах. Хороший образ – земля в иллюминаторе самолёта».
Тем временем Оксана, убрав со стола и навозившись на кухне с грязной посудой, присоединилась к нему с бокалом вина и книгой, которая, на самом деле, её не занимала, она была готова отложить ту в любую минуту, когда с ней заговорят, читала только из приличия, чтобы не навязывать беседу, очень воспитанная женщина. Геннадий же Аркадьевич со Светой сразу после ужина пошли в кабинет. Аркадий поначалу увязался за ними, но после передумал. По всей видимости, они желали дообсудить что-то по работе, поскольку из открытой двери доносился оживлённый разговор, а Света то и дело выбегала в прихожую, рылась в портфелях, своём или отца, доставала очередную бумагу и забегала обратно. В их разговоре звучали упоминания каких-то контрактов, астрономических сумм в десятки и сотни миллионов, которые человека, не посвящённого во всю эту кухню, могли ввести в благоговейный трепет, да и им самим прибавляли значимости в собственных глазах, а также людей, не знакомых никому кроме них, чьи деловые и не только отношения вызывали у обсуждающих то удовлетворённость, то беспокойство, то насмешку и прочее. Наконец где-то через час они угомонились и присоединились к остальным. Аркадий же так и не заговорил с Оксаной.
– Дочка, принеси-ка мне пива из холодильника. Я смотрю, наш путешественник, – он почему-то избегнул назвать сына по имени, – допивает уже пятую бутылку. Я тоже так хочу. – Света спокойно удалилась. – Господи, как же достали эти дела, – прибавил он общую фразу, никому её не адресовав, с явным благодушием и удовлетворением.
– Опять что-то срывается? – спросила Оксана.
– Пока нет. Любому срыву всегда предшествует аврал. Сейчас как раз он. Спасибо, дочка, – Геннадий взял протянутую открытую бутылку и пустой бокал, не без удовольствия в глазах вылил в него её содержимое и смачно пригубил. Потом продолжил, – ты же видишь, что происходит, сегодня любой контракт на вес золота, и кто не успел, тот опоздал. Ранее я бы со всякой шушерой и связываться не стал, а сейчас гоняюсь за каждым оборванцем: «А не изволите ли? А мы скидочку сделаем. Можно в рассрочку». Зарубежные контрагенты вконец оборзели. Азиаты ещё ничего, планку держат, а вот европейцы с американцами шкуру живьём дерут: день просрочки – пеня, недопоставка – вычет, перепоставка – расплатимся позже и так далее. Нет, надо переходить в сферу услуг, услуг для бизнеса, с населением тоже не стоит связываться.
– И у тебя уже есть какие-то идеи, любимый?
– Идей столько, любимая, что лучше бы их было поменьше, а то мечешься как буриданов осёл, не знаешь, к какой охапке идти. Так ведь можно в конце концов и загнуться.
– Зачем так мрачно? Не загнуться, просто разориться, – встряла Света. – А вообще в свете последних событий, отсюда надо уезжать. Вот ты веришь, что он действительно будет работать честно, а не просто и дальше сидеть на трубе и ныкать нефтяные деньги по своим карманам?
– С этим погоди. Ты, наверное, не помнишь, но в нашей стране подобные события случаются не в первый раз. Да, многие уезжали, есть даже те, которые потом об этом не жалели, но я чувствую, что не зря остался, время проходило, всё перетёрлось, перетерпелось и становилось лучше прежнего. Тебе просто не с чем сравнивать. Был у меня в середине 90 один компаньон, прямо перед 97 дал отсюда дёру, поселился в Италии в каком-то местечке на севере, устроил семейный бизнес, там за него можно легко получить гражданство, много хвастался: вот у него и дом просторный, и две машины, и жена красавица, и ездят по всему свету, и вообще живут припеваючи. А лет так через 10 начал кусать локти, видя, до каких высот я поднял наш бизнес, в то время, как у него всё местечково, однообразно, настоящего дела нет и не предвидится. Захотел бросить и вернуться, а уже не получается, навыки, связи – всё растерял, и никому тут не нужен.
– Немного грустная история, но, я полагаю, его положение вполне терпимо.
– Да, Ксюш, как он устроился, мало кому удалось. Основная масса просто прозябает. Здесь успели кое-что ухватить, там накупили всякого разного и сидят без дела, только деньги тратят, и никому кроме лоботрясов и прихлебателей на интересны.
– Я, скорее, к тому, что не справедливо, когда все сверхприбыли от продажи нефти и газа идут одному человеку.
– Ну что ты! Далеко не одному. В основном, конечно, избранным, но и стране перепадает.
– А когда они кончатся, избранные уедут, а мы тут останемся с голым задом.
– Ну, мы-то в таком виде точно не останемся, я об этом позабочусь, но, когда закончится это, найдётся что-нибудь другое. Бог Россию не оставит.
– Достойные слова опытного делового человека.
– Не иронизируй, милая, я на досуге много об этом думал, – спокойно и совершенно всерьёз сказал Геннадий Аркадьевич, допивая своё пиво. – В конечном итоге, всё суета и лишь средство, цель же совсем другая, высшая, к ней надо стремиться, а не к тому, чтобы подешевле купить и подороже продать.
– Первый раз слышу, чтобы ты говорил религиозными формулами.
– Это не формулы, это сама жизнь. Я понимаю, в христианстве много противоречивого, спорного и так далее, но это учение настолько злободневно, что сомнений в его истинности не возникает. Да и все затруднения с Христом, как мне кажется, состоят только в следующем: сам ли он навесил на себя смехотворные регалии сына божьего, царя царей и прочие, либо за него это сделали апостолы. Я склоняюсь ко второму варианту.
– Но это уже не христианство, а ересь. И раз ты затронул его историю, то лично мне интересней не апостольские инсинуации, а первые варварские короли, которые только-только освободились от римского доминирования, как сын от отца, и приняли это учение, тогда не имевшее никакой монументальности, для компенсации исчезнувшей власти, откуда и взялась его сила.
– Однако своё содержание оно получило раньше.
Аркадий всё это слушал, и у него кипел мозг. Таких общих рассуждательств ни о чём от столь образованных людей он не ожидал. Он не мог поверить, что его близкие в состоянии интересоваться подобными вещами, или даже не очень близкие, или даже никакие другие. Молодой человек сильно отвык от Родины, совсем не понимал, чем живут его соотечественники, да бог с ними, с
