и получаса не пробыл в ее доме, а уже чувствую себя своим. Принятым. Будто пропадавший неведомо где родственник приехал наконец с визитом. Уж не знаю, что дядя Паулинус написал ей в письме про меня.
— Видите, комнату для занятий отделили от наружной стены коридором. Это действительно поглощает шум. Когда наши колоны работают в саду, они могут хоть песни горланить… Следующая комната сделана в форме абсиды. Шкаф в стене — это только для тех книг, которые могут понадобиться в любую минуту. Главная библиотека — в галерее, глядящей окнами на цветник… Да, сплошные левкои. Я не хочу отступать от вкусов отца. Да и Плиния — тоже. Часть уже распустилась. В саду — шелковица и смоквы. Аллея — из буков. А розмарин не прижился. Как мы ни старались.
Откуда-то из боковой двери вылетают две борзых и кидаются мне наперерез. Но убедившись, что я отказываюсь подыгрывать им и изображать бегущего оленя, отходят к хозяйке, идут за ней, принюхиваясь и ловя рассеянные касания ладони. Дядя Меропий рассказывал, что в доме Фалтонии Пробы всегда было много собак. Вели они себя очень пристойно, но даже при жизни ее мужа предпочитали следовать за ней и ложиться у ее ног. К великому смущению хозяина.
— …Конечно, невозможно построить дом, защищенный от всех ветров. Или от полуденной жары. Но отец все продумал таким образом, что при любой погоде в доме найдется несколько комнат с очень приятной температурой. А в зимние холода мы начинаем топить, и теплый воздух растекается по трубам под полом до самых дальних помещений. Конечно, топим и в летнее время, когда хотим понежиться в бане. Я распорядилась приготовить ее сегодня перед ужином. Вам и вашему слуге будет приятно смыть дорожную пыль. Нет, не возражайте — дров кругом полно, они нам ничего не стоят. А вы должны пройти через все банные пытки: сухую и влажную парную, тепидарий, холодный бассейн, горячий. Кстати, из бассейна вам будет видно море — это придает купанью особый вкус.
— …Когда приедет моя дочь, она покажет вам свои любимые пляжи… Вы обязательно должны дождаться Деметру… Это каких-то три-четыре дня… Сколько вам лет?.. Ну да, вы почти ровесники с ней… Тем более что все эпистулы Пелагия хранятся у нее… Я и не смогу их отыскать без ее помощи… От меня вы можете получить лишь устные воспоминания. О чем бы вы хотели в первую очередь?.. О да, он делился со мной очень многим… Больше, чем с другими… Да, рассказывал и о юности в Бордо. Он называл этот город по-старому: Бурдигалла.
ФАЛТОНИЯ ПРОБА — О МОЛОДОСТИ ПЕЛАГИЯ
Не знаю, каким образом и в какой момент это произошло, но помню очень ясно — вдруг все друзья отца стали говорить, что нет лучше места для учебы, чем Бордо. Образование — довольно странный товар: ты платишь за него деньги вперед, а о качестве узнаешь много лет спустя, когда приходит время пускать полученные знания в дело. Остается загадкой, каким образом далекий провинциальный город сумел завоевать репутацию центра учености даже среди скептичных римских умников.
Нет, я не думаю, что знаменитый стихотворный цикл Авсония о преподавателях Бурдигаллы сыграл здесь роль успешной рекламы. Но в какой-то мере эти стихи проливают свет на дух той жизни. Когда читаешь строчки, пронизанные таким теплым и искренним чувством, невольно возникает что-то похожее на зависть. Думаешь: не могли пустые люди оставить по себе такую долгую и добрую память в поэте.
(СНОСКА АЛЬБИЯ: У меня под рукой есть отрывок из оды Авсония одному из риторов Бурдигаллы — Дельфидию:
Твое блистало всюду красноречие, —
Вне города и в городе.
Когортой ли начальствовал претория
Иль был в суде провинции,
Защитой став для тех, чья опорочена
И жизнь, и имя доброе.
Был счастлив ты среди наук, в спокойствии
Любя Камен занятия..
Ты не был вознесен во время смутное,
Когда тиран господствовал.)
А какое разнообразие преподаваемых предметов в университетах Бордо! Риторика, грамматика латинская и греческая, философия, юриспруденция, медицина, математика, история…
Пелагий сознавался мне, что философия не очень влекла его в студенческие годы. Он называл ее «сухой нянькой»: может присмотреть за подрастающим умом, но грудным молоком не напоит. Правда, в Бурдигалле он зачитывался Сократовскими диалогами. Однако Сократ для него стоял особняком. Ибо был лишен высокомерия мудреца. Не ставил себя над толпой, а лез в самую гущу ее — тормошил, жалил, тревожил. Сократ никогда не принял
